в байт да’ара. Но ведь если её родители были христианами, а потом она попала в мусульманскую семью, то это всё меняет!

Эта мысль мелькнула в голове у Стефано ещё до того, как он успел отдать себе отчёт – что, собственно, «всё». Он уже открыл рот, складывая фразу по-арабски, но Джайда вдруг вскинула руку, широкий рукав её светло-зелёной рубахи затрепетал:

– Посмотри, там другой корабль!

Стефано поднял голову.

Они сидели за тем самым столиком, где вчера обсуждали свои дела с Салахом. Здесь был второй такой, да они с ребятами, опившись местной граппы, давно его сломали. Но им и одного хватало – с каменистого пляжа, где стоял столик, открывался вид на их тихую бухту с небольшим причалом и на острый горб буро-серой скалы. Над парой скрюченных деревец на её вершине кружили, испуская пронзительные вопли, какие-то птицы, но Джайду привлекли не они. Она действительно увидела «другой корабль».

На самом деле, не корабль, конечно, а катер. Он выскочил с восточной стороны, огибая прибрежные скалы широкой дугой, и сейчас явно разворачивался в сторону берега.

– Это тоже рыбаки? – спросила Джайда.

– Нет, у рыбаков таких нету, – Стефано машинально ответил по-итальянски, внимательно следя за судёнышком. Море искрило и переливалось под лучами полуденного солнца, и катер было толком не разглядеть. Но даже так видно, что он идёт в их направлении. И нет, это, конечно, не рыбацкое судно. По конструкции скорее…

– Cazzo, – тихо выругался Стефано, – кого сюда ещё несёт?

Он резко поднялся и сморщился от боли в повреждённом колене.

– Тебе помочь, сайиди? – робко спросила Джайда, но он ей не ответил, а, опёршись рукой на стол, заковылял в обход.

То, что катер идёт в направлении его бухточки, было уже несомненно – здесь на километр к востоку и западу негде больше причалить. Береговая охрана? Или кто похуже?

Старенький причал, к которому он пришвартовал своего «Грифона», был выстроен в давние времена, вроде до Войны. По крайней мере, когда дом достался ему, тот уже выглядел старым. Причал не относился к клочку земли, на котором стоял дом, не был чьей-то собственностью, и здесь теоретически мог швартоваться кто угодно, хотя больше, чем на три катера, места бы не хватило. Но кому нужно чалить свой катер в этой глуши, когда морем от силы пятнадцать минут хода до Фавиньяны, где есть пусть маленький, но все же настоящий порт? Нет, тот, кто ведёт катер, явно хочет пришвартоваться именно у этого причала, в небольшой бухточке, где только и есть, что его дом, значит…

Мысли и нехорошие предчувствия мелькали в голове у Стефано, пока он ковылял по каменистому пляжу, смутно осознавая, что Джайда торопится за ним. Катер уже заходил в бухточку, и можно было различить даже трепещущий на верхушке флажок, когда нога Стефано подвернулась на шлифованном морем окатыше, и он упал, ткнувшись в камень прямо повреждённым коленом.

Боль, прострелившая его, была слишком неожиданной, чтобы он мог удержать вскрик.

– Ты ударился, сайиди? – испуганно воскликнула за его спиной Джайда, и Стефано повернул перекошенное лицо к ней, сжав зубы, чтобы удержать и стон, и ругательства.

– Немного, – прошипел он, – о чёрт! Нет, всё в порядке, я сейчас…

Уперевшись руками, он оттолкнулся и попробовал встать, но повреждённое колено снова прострелила резкая боль.

– Oh, porca merda[7]! – всё-таки не сдержался мужчина, – опять!

– Больно?

Он вдруг почувствовал под локтем бережное касание ладони Джайды и несмотря на боль выпростал локоть. Ещё не хватало, чтобы эта девчонка ему помогала! С трудом, но всё-таки поднялся. Колено, которое уже вроде бы начало заживать, яростно пульсировало, вдобавок он хорошо приложился рукой в гипсе, и она противно заныла. Заново переломаться – как раз его удача. Старая развалина!

– Можно я тебе помогу? – робко спросила Джайда, и Стефано, подавив желание повторно выругаться, посмотрел на девушку ещё раз.

Она стояла на против него в зеленовато-белом платье алжирского покроя, трепетавшем под порывами морского бриза, и смотрела на него, кусая губы. Потом попробовала робко улыбнуться.

– Не надо, – отрезал Стефано и, повернувшись к причалу, сделал шаг. Такое чувство, что в его коленную чашечку ткнули раскалённую спицу, а потом ещё провернули там.

– Cazzo!

И опять он почувствовал на плече осторожное касание девушки.

– Я помогу, – осторожно сказала она.

И он, поддерживаемый Джайдой, заковылял-запрыгал по пляжу, кусая губы от боли и стыда. Вот уж угораздило!

За болью и смущением он забыл смотреть на приближающийся катер, когда вдруг тот напомнил о себе пронзительным свистом сирены.

Сейчас катер был не более чем в двухстах метрах от берега и сбросил ход до минимума, разворачиваясь в направлении причала. Серо-бурая сталь, потёртая на бортах, надстройка на носу и ещё одна на корме, высокая мачта, на которой плясал под порывами ветра флаг Халифата. И человек на крошечном мостике, махавший ему рукой.

– Проклятие! – Стефано замер на месте, балансируя на здоровой ноге. – Тони! И стоило бежать и увечиться!

– Кто это? – спросила замершая рядом с ним Джайда.

– Береговая охрана, – ответил он и осторожно вытащил руку, за которую его поддерживала Джайда. Перед старым приятелем-то срамиться не будет.

И он, сжав зубы, поковылял вперёд, волоча стрелявшую болью ногу. Джайда, кажется, что-то поняла и просто шла молча рядом с ним. До причала оставалось всего метров пятьдесят, но когда Стефано, скрипя зубами, добрался, наконец, до него, один человек уже выпрыгнул на мостки и закреплял брошенный с катера трос. Это был не Тони – тот, спустившись с мостика, о чём-то спорил с вышедшим из рубки человеком. И рулевой, и человек, швартовавший катер, были магрибцами, но тут уж удивляться нечему.

У небольшой, в четыре шатких ступеньки, лесенки, ведущей на причал, Стефано остановился. Подождёт их здесь, нечего доставлять этим обезьянам радость смотреть, как он прыгает по сходням.

Кроме троих уже увиденных, на катере не было видно других людей. Впрочем, для таких судёнышек береговой охраны трое-четверо – как раз обычный экипаж. Закрепивший трос мужчина подскочил и забрался обратно через двор, зато Тони вместе с неизвестным ему магрибцем перебрались на причал и направились к нему. Магрибец, высокий, с залысинами под чернявой шевелюрой и чуть наметившимся животиком, был одет