Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, корпорация Rasco действительно не выполнила договорные обязательства. «Дома оказались непригодными для проживания, – говорилось в письме, отправленном советом управляющих Кирьят-Белостока Дэвиду Зону. – В общественном детском саду до сих пор нет крыши, нет детской игровой площадки и даже тенистого дерева. Наша поликлиника до сих пор не готова к работе»[895]. Более того, оставалось неясным, будут ли решены эти проблемы, поскольку никто не оказывал давления на застройщика, чтобы тот исправил ситуацию: «Ральф Вейн и его советник в Израиле Луи Бернстайн, – говорится в том же письме к Зону, – не смогли регулярно встречаться со строителями для наблюдения за проведением работ». В обращении Управляющего совета жителей Кирьят-Белостока ко «всем их белостокским соотечественникам [ланд-слайту] в Америке» содержится прямой призыв к американским донорам «вмешаться» от имени тех, кто находится в Израиле, поскольку «организационные средства распределяются без какого-либо контроля»[896]. Действительно, многие жители Кирьят-Белостока чувствовали, что общая поддержка Израиля со стороны белостокской диаспоры использовалась Белостокским центром для сбора средств на свои собственные проекты[897].
Смущенное письмами и статьями, руководство Фонда Кирьят-Белосток набросилось на Зона, поставив под сомнение десятилетия его руководства Белостокским центром. В анонимной статье на первой полосе газеты один автор задал риторический вопрос и сам на него ответил: «Вы действительно верите, что Bialystoker Stimme — это голос Белостока? Правда в том, что Bialystoker Stimme больше не является голосом белостокских соотечественников во всем мире, а является, скорее, просто средством выражения “взглядов” Дэвида Зона»[898]. Как вспоминает зять Зона, этот «удар в спину глубоко ранил Зона», который посвятил свою жизнь делу Белостока и поиску истины через прессу его Центра[899]. Далее автор израильской газеты задается вопросом, было ли «ценно» для белостокской эмигрантской общины ежегодно тратить тысячи долларов на поддержку нью-йоркского издания, которое редко сообщало «факты»[900]. В ответ на эту личную атаку Зон осудил «позорный [Kiryat Bialystok] Bulletin» за то, что он «внес в наше землячество ненависть и ссоры» – впервые в его истории[901].
Между Белостокским центром и Фондом Кирьят-Белосток возникла непреодолимая пропасть[902]. Зон призвал членов Белостокского центра направлять деньги новому государству Израиль, а не этому фонду. Часто проводя на страницах Bialystoker Stimme кампании с целью заручиться поддержкой для израильских облигаций, Зон следил за тем, чтобы его читатели по-прежнему считали Израиль лучшим вариантом для будущего белостокского еврейства: в издании публиковались фотографии важных деятелей Белостокского центра, посещающих объекты в новом государстве, и прославляющие тех, кто пожертвовал машины скорой помощи общинам, которым приходилось на новой земле непросто[903]. Фонд Кирьят-Белосток, запятнанный скандалом, не смог больше собирать средства и вынужден был заявить о своем закрытии, когда строительство «нового Белостока» было далеко от завершения. Без поддержки Белостокского центра лишь немногие открывали кошельки для финансирования поселения, которое должно было перенести в Израиль «уроки и наследие Белостока», как изначально предполагалось на Всемирной Белостокской конференции[904].
Переосмысление образа Белостока
По мере того как попытки возродить Белосток в Израиле постепенно терпели крах, гораздо успешнее шло создание образа Белостока на печатной странице, обеспечивая столь необходимые внутренние связи для ослабевшего сообщества. Отражая более широкие литературные увлечения, охватившие восточноевропейский еврейский мир, когда тысячи людей взялись за бумагу, чтобы создать книги, известные Kaxyizker bikher (мемориальные книги), члены белостокской еврейской диаспоры стремились подарить «вечную жизнь» своему утраченному дому. Как отмечают исследователи Джек Кугельмасс и Джонатан Боярин, «мемориальные книги возникли как подлинно коллективный ответ» на волне осознания масштаба разрушений[905]. В поисках способов «сохранить свидетельства» того, что случилось и, как говорит Терренс де Пре, чтобы создать метафорическое надгробие, восточноевропейские евреи отбирали данные из личных собраний фотографий, общинных записей, синагогальных журналов, городских справочников и газет, пытаясь составить хронику жизни и смерти евреев в их прежних домах[906]. Они явно черпали вдохновение из традиционных хроник и иудейских поминальных текстов, так что эти публикации отличались прежде всего тем, что были составлены не отдельными людьми, а международными группами непрофессиональных писателей. В результате эти тома часто отражали споры, поскольку писатели и редакторы в разных местах обсуждали наследие своего бывшего дома[907].
Сразу после войны хлынул целый поток статей о Белостоке, написанных членами его диаспоры, проживающими в Буэнос-Айресе, Йоханнесбурге, Лондоне, Мельбурне, Монреале, Польше и Тель-Авиве. Bialystoker Stimme расширил объем номеров и включал все полученные материалы, представив новую рубрику «Город Белосток [разрушение Белостока]», открывшуюся статьей лидера еврейской общины Белостока Шимона Датнера, в которой в мельчайших подробностях описывался каждый из последних моментов еврейской жизни в городе, а также его обновление[908]. В повествование Датнера был вплетен основной вопрос: что станет с наследием белостокских евреев? Могут ли евреи Нью-Йорка и Белостокского центра взять на себя доминирующую роль в распространении белостокского наследия? Этот вопрос представляет собой более масштабную рефлексию, охватившую еврейский мир после войны, когда религиозные деятели, писатели и педагоги пытались разобраться в том, могут ли американские евреи – самые богатые из осколков восточноевропейской еврейской диаспоры, которым, по мнению многих, не хватало интеллектуальной строгости и страсти – принять ответственность за создание и распространение восточноевропейской еврейской культуры.
Поначалу Белостокский центр продемонстрировал, что американские евреи не готовы взять на себя роль хранителя белостокской культуры. В 1946 году Рафаэль Райзнер (1894–1953) пришел на порог Белостокского центра в Нью-Йорке – того, что он считал «крупнейшей организацией белостокцев в мире» – со своей рукописью Der umkum fun Byalistoker yidntum, 1939–1945 («Уничтожение белостокского