согласно талмудической Агаде, человек получает в Субботу, как он утверждает, тождественна высшей способности человеческой души, anima rationalis, которая побуждает человека искать знания Бога.

Но в то же время она подталкивает его праздновать Субботу с удовольствием. Его желание, тем самым, увеличивается. Но в конце Субботы оно говорит ему: Ограничь своё питание; и поскольку его желание так угасло, оно вызывает в нём слабость. Вот почему мудрецы предписывали вдыхание пряностей в конце Субботы [чтобы сдержать слабость, а также желание][380].

Хотя он получил каббалистическое образование от Исаака Слепого в Поскье, поблизости от Лунеля, Эзра мог не знать Иакова Назорея лично; однако, он, должно быть, смог получить надёжные традиции о нём. Его утверждение, что Иаков был в Иерусалиме и там получил мистические и ангелологические традиции, таким образом, не следует отвергать как ненадёжное [381]. Эзра бен Соломон необычно сдержан на цитаты из каббалистических авторитетов, но те, что он всё-таки приводит, насколько я могу судить, надёжны. Относительно простое содержание этой традиции также соответствует другим ангелологическим утверждениям Иакова, с которыми мы уже познакомились выше. Иаков якобы получил от некоего р. Нехорая в Иерусалиме традицию, согласно которой обряд возлияний воды и вина на праздник Кущей практиковался в Иерусалимском храме, потому что «на этом обряде присутствовали два ангела, функция которых — приводить плоды к зрелости и придавать им аромат». Один из этих ангелов — точно Габриэль, чья функция (согласно В. Sanhedrin 95b) в том, чтобы способствовать поспеванию плода. Другой, возможно, Михаэль. Вода и вино, похоже, символизируют качества Милости (вода) и Строгости (вино), примерно, как в книге Бахир. Пришёл ли этот символизм с Востока (наряду с ангелологической традицией) или он принадлежит исключительно к прованскому слою Бахир, нельзя установить наверняка. Мы больше ничего не знаем об этом р. Нехорае, и учение о сефирот не предполагается ни в каком другом тексте XII века, который точно был составлен на Востоке. Это паломничество «раббену Иакова Хасида», в котором я не вижу причин сомневаться, должно быть, произошло, самое раннее, после похода Саладина на Иерусалим, то есть после 1187 года; до того, под властью крестоносцев, доступ в город был в целом запрещён для евреев. Этого не могло быть до того, как Иаков Назорей начал свои эзотерические занятия; напротив, само паломничество послужило причиной этих занятий. В соответствии с предыдущим аргументом, мы, на самом деле, имеем все основания предполагать, что такие занятия уже были в моде до 1187 года в кругу Поскье и Лунеля. Поздние легенды испанских каббалистов связывали визит старого каббалиста Лунеля на Восток с интересом к Каббале, который Маймонид якобы испытывал в конце жизни. Наш р. Иаков якобы отправился в Египет, где посвятил Маймонида в эзотерическую науку. Эта легенда[382], возникновение которой около 1300 г. я рассмотрел в другом месте, не имеет исторической ценности. Даже сочинения Авраама, сына Маймонида, чья склонность к мистической религиозности довольно очевидна, вдохновлены суфийскими источниками и не выдают ни малейшего знакомства с каббалистическими идеями [383], как уже упоминалось в начале книги.

Наше обсуждение групп еврейских аскетов во Франции, посвятивших себя созерцательной жизни, добавляет настоятельности вопросу о возможных отношениях между появлением Каббалы и катаризмом в середине XII века[384]. Единственный учёный, который, насколько мне известно, поднимал эту проблему, хотя и в довольно афористичном стиле, это Моше 1астер в своей программной работе Происхождение Каббалы (The Origin of the Kabbalah, Ramsgate, 1894). Однако, сомнительно, можно ли с уверенностью выводить такие отношения из анализа древнейших каббалистических традиций[385].

Сведения о верованиях катарских групп или отдельных людей, содержащиеся в катарских источниках или актах инквизиции, едва ли выдают какие-то элементы, сходные с каббалистическим учением. Без сомнения, существует общее сходство в фундаментальном положении, общем для обеих групп, относительно реальности полностью принадлежащего самому Богу отдельного высшего мира, в котором свершаются некоторые драматические события, имеющие свой аналог в нижнем мире. Этот высший мир может соответствовать, в случае каббалистов, гностической плероме. Мы видели в предыдущей главе, что различные детали гностического характера проникли в книгу Бахир через внутреннюю еврейскую традицию, как и множество гностических деталей появляются то тут, то там в учении катаров[386]. Так, катары признавал четыре элемента как составные части того высшего мира, что напоминает о круге Исаака Слепого. Бог-Творец или демиург, который для катаров тождественен Сатане, имеет форму и облик, в которых являлся пророкам; благой и истинный Бог, с другой стороны, не может быть воспринят глазом. Мы можем также заметить некоторое сходство между учением о Сатане в Бахир как соблазнителе душ, как князе тоху и материального мира, созданного из него, и представлениями катаров о роли Сатаны. Конечно, тексты Бахир сформулированы на глубоко еврейский манер, и с точки зрения истории религий также могут быть укоренены в традициях более раннего периода.

Одна деталь, встречающаяся в старой учёной литературе о катарах, точно может предоставить неожиданную параллель некоторым источникам по каббалистической демонологии. Это идея о двух жёнах Сатаны, которая сохранилась в различных утверждениях о дьявольской иерархии, собранных братьям Иаковом и Исааком Коэнами из Сории, которые привезли их из своих путешествий в Прованс около середины XIII столетия. Это неожиданно согласуется с той же идеей, выведенной К. Шмидтом из замечания в целом крайне хорошо информированного цистерцианца Пьера де Во-Серне о том, что некоторые катары считали две библейские фигуры Оголу и Оголиву (Иез. 23:4) двумя жёнами Сатаны. Однако, в действительности данный источник указывает на двух жён высшего божества, из которых одна была матерью Христа, а другая — матерью Сатаны [387]. Аналогия с демонологическими спекуляциями Каббалы потому ложна; кроме того, эти спекуляции не имеют прямого отношения к учению об эонах и сефирот, с которыми, вероятно, оказались связаны позже. Вероятнее всего, источники о демонологических системах, которые появляются в Провансе, восходят к Востоку, хотя высказывания на эту тему в текстах, доступных Исааку Коэну, были псевдоэпиграфическими по характеру[388]. В этой связи, идея о Лилит как одной из жён или даже истинной жене Сатаны зародилась в этих источниках и впоследствии перешла в Зогар. Ранние восточные источники по еврейской магии не упоминают такого брака и, похоже, ничего не знают о невесте или жене Сатаны[389].

Сочетание мужской и женской сил в высшем мире, которое впоследствии стало играть такую важную роль в