В целом, мы можем сказать, что эта древнейшая Каббала подпитывалась двумя источниками: разработкой древних традиционных литературных источников, которые служили своего рода чистым материалом, и просветлениями, испытанными некоторыми отдельными людьми, для которых «в начале открылась дверь для науки Каббалы»[409]. Эти просветления больше не происходили, как во времена мистиков Меркабы, посредством экстатического восхождения к божественному Престолу. Передача небесных тайн о космогонии и Меркабе тоже больше не происходит так, как это указано в литературе Хехалот. Разница значительна. Вместо восторга и экстаза мы находим медитацию, погружённость в себя и благочестивое, внутреннее единение, двекут, с божеством. Учение о мистической каввана в молитве готовилось вытеснить учение о восхождении души. Объективные элементы литературы Хехалот, если можно так выразиться (то есть описания мира Меркабы) служат фундаментом для перетолкования, которое понимает всё существующее в терминах мистических символов. Я уже показал в предыдущей главе, насколько каббалисты подчёркивали необходимость поддерживать или развивать свои положения на основе древних источников. Но именно этот субъективный элемент (описание восхождения души и его методы, личностный аспект и всё, связанное с техникой «видения Меркабы») уже не играет роли в кругу тех ранних каббалистов и их учеников [410]. Конечно, в этом отношении проблема остаётся неразрешённой. Для многих ранее упомянутых пророков (таких, как Эзра из Монконтура и Трёстлин из Эрфурта, а также для Самуила из Шпайера, отца Иехуды Хасида) эти старые правила и описания ещё имели показательное и в высшей степени практическое значение. Они продолжали достигать вознесения на небеса мистиков Меркабы и записывали, что наблюдали там[411]. Как мы видели, то же верно для текстов мистицизма Меркабы в Бахир, где среди прочих пророк Аввакум также фигурирует как прототип такого рода мистицизма и соответствующих вознесений.

Эту разницу между характером Каббалы в Бахир и в кругу Рабада стоит отметить и в другом аспекте. Учение о каввана — это продукт созерцательного настроения и идеалов средневековья, как и учение о Меркабе выдаёт свой древний характер. Оба довольно правдоподобно отражают мистические возможности разных эпох. Тем не менее, следы античности также сохранились в различных формах и степенях в мире средневековья. Однако, это продолжение ни в коем случае не устраняет глубокие различия между этими периодами. На самом деле, как и произошло в эпоху Возрождения, древний материал глубоко модифицировался и принимал новые формы, что заметно по книге Бахир.

4. Исаак Слепой и его сочинения

Хотя исторический характер традиций круга Рабада в южной Франции был установлен со значительной точностью, совсем не так благополучно обстоит дело с другими французскими центрами мистической деятельности, упомянутыми в каббалистических источниках XIII столетия. Чаще всего такие сообщения встречаются в текстах, чей псевдоэпиграфический характер несомненен. Если, однако, конкретное содержание каббалистического учения, приписываемого школам Франции и Рейнской области, не может считаться подлинным, приписывание «среды обитания», тем не менее, даёт нам основания для размышления и вполне может указать на действительное положение дел. У нас нет причин полагать, что письма, которыми, якобы, обменивались школы в Апулии и Вормсе относительно деталей каббалистического учения о сефирот, появились за пределами круга в южной Франции, ставшего источником многих других документов того же стиля и характера. Подлинные авторы этих псевдоэпиграфов, без сомнения, знали, что в Вормсе, Шпайере и других местах действительно велись теософические занятия, которые включала в себя эта новая Каббала. На самом деле, в то время даже не признавали различий между нею и мистицизмом немецких хасидов.

Особый интерес в этом отношении представляет появляющееся в нескольких местах упоминание города Корбейль на Сене как центр эзотерических занятий. В каббалистических псевдоэпиграфах он упомянут как место проживания многих так называемых каббалистов между 1160 и 1220 гг. Хроники упоминают «святого мученика», Иакова из Корбейля, «каббалиста», который якобы умер в 1203 или 1233 г.[412] Гросс утверждает, что заметил «мистическую склонность» в некоторых цитатах, приписанных Иакову, но в них нет ничего, кроме обычного мистицизма чисел (гематрии) того рода, что характерен для немецких хасидов. Длинное послание о символизме сефирот, сохранившееся у Шемтова ибн Гаона, изобилует причудливыми описаниями и упоминает не меньше трёх таких каббалистов из Корбейля: некоего р. Аха; его сына р. Иехуду, который якобы изучал Каббалу вавилонских га-онов в академии Суры с неким р. Кешиша;[413] и несколько более старого современника, р. Элханана. Историческая фигура с тем же именем, сын известного тосафиста Исаака из Дампьера, умер смертью мученика в 1184 году. Традиции чисто каббалистической природы, происходящие от мистика Элханана, цитируются в сочинениях XIII в. Одно из них упоминает «глав талмудической академии Лунеля во дни рабби Элханана, коллеги рабби Элеазара из Вормса»[414]. Другой каббалист, Соломон из Корбейля, упоминается в фиктивном постановлении некоего Иехушиэля под совершенно выдуманным почётным титулом гаон ашкенази, немецкий гаон. Он якобы общался с неким Иедидьей из Марселя о каббалистических вопросах[415]. Текст этого постановления предполагает прованское происхождение; нет свидетельств, чтобы взгляды об «эманациях слева» развивались где-то ещё, кроме Прованса. Хотя едва ли возможно считать особые традиции, развиваемые каббалистами Корбейля, за подлинные, мы не можем отбрасывать возможность, что они в некоторой степени находились под влиянием воспоминания о действительном центре эзотерических занятий, сходном с центрами немецких хасидов. Если мы правы, полагая, что Элханан из Корбейля в самом деле сын известного тосафиста Исаака из Дампьера, то эта теория получает некоторое правдоподобие, ведь Исаак и в самом деле известен как комментатор Книги Творения, о которой он читал лекции своим ученикам[416]. Ранние традиции о ночных восхождениях Исаака и откровениях, полученных им от ангелов, упоминаются в трактате о годе искупления, датированном XIII столетием; однако, мы не можем прийти к какому-то выводу о его подлинности[417].

Свидетельства из других источников также указывают на тот же круг Исаака из Дампьера, умершего около 1195 года. После его смерти академию в Дампьере возглавил ученик Исаак бен Авраам, старший брат важного тосафиста Самсона из Санса[418]. Этот Исаак, который мог считаться среди адептов эзотеризма, упоминается как Исаак бен Авраам Царфати (Француз) Иехудой бен Якаром и в старых каббалистических антологиях, когда они сообщают о мистических высказываниях от его имени[419]. Приписываемое ему замечание касается символизма пресного хлеба, вкус которого ни сладок, ни горек, но представляет что-то среднее, здесь символизирующее