Я обернулась. Бамар затих. А спустя мгновение открыл глаза. Теперь он смотрел, как обычно - просто, прямо, решительно.

А сейчас еще и растерянно.

— Эх, упустили! — с досадой произнес папочка.

— Кого? Что случилось. Правитель? Иномирец? — изумленно спросил Бамар, видя перед собой склонившиеся лица Эргона и Гриши.

— Спи, коричневый, — устало вздохнул Эргон. — Все объяснения после.

И провел рукой над глазами Бамара, отправляя его в спокойный, целительный сон. Ведь на самом деле Бамару досталось больше всех. Даже если не думать о стыде и чувстве вины, которые охватят его, когда он узнает правду.

В ту ночь у постели Байдора я многое поняла. Наконец разобралась в своих чувствах.

Вернее, они проявились как-то сами собой, когда я снова и снова мягко переводила свою энергию в смятый мозг принца. Ощущала, как он расправляется, приходит в норму, как душа Байдора все более крепко сидит в его поврежденном теле.

В общем-то, спустя пару часов после инцидента не было никакого смысла сидеть с принцем. Медики с помощью моей энергии сделали все, что нужно. Принцу всего лишь требовались сутки или чуть больше, чтобы прийти в себя. А если наведается папочка - то поддаст ему еще пинка своей силой Правителя, и, уверена, уже утром Байдор будет скакать, как новенький.

Но мне нужно было какое-то дело. Милосердное дело, важное не столько для меня, сколько для кого-то другого. Нужно было отдать внимание и заботу кому-то. И инцидент с Байдором тут очень хорошо помог... У меня была возможность заняться таким «милосердным делом».

Как бы цинично это ни звучало.

И вот, в ночной тишине, когда я выгнала всех и самолично осталась сиделкой при принце, в моем разуме начало медленно, но неуклонно проявляться осознание собственных чувств.

Ведь отбор идет. И уже не за горами тот момент, когда я должна буду выбрать. Выбрать по-настоящему.

Итак, первое осознание. «Так и запишем», как говорит Гриша. Я усмехнулась, покатывая внутри грустное и целостное чувство, связанное с этим осознанием.

Я люблю папочку. Мы с мышью любим его всей душой. Не только как отца. Вернее, даже в первую очередь не как отца.

Как лучшего мужчину. Единственного мужчину, несравненного, неподражаемого. Того самого.

Люблю до глубины своего существа. Настолько сильно, что без злости принимаю его волю прозябать в пресловутом «обете безбрачия».

Люблю настолько сильно, что не тревожу его душу своими чувствами. Настолько сильно, что не тревожу ими даже себя. Ведь любви и радости, что этот дракон есть на свете, во мне больше, чем боли от того, что он не может быть со мной.

Я полюбила его с самого начала. С тех самых моментов, когда привела обнаженного в свою квартирку, а он возмущался тем, в каких условиях я живу.

С тех моментов, когда он подвел меня к зеркалу, назвал красавицей и запретил мне сильно корректировать внешность...

С тех моментов, когда он эффектно забирал меня из бухгалтерии и ехидно «троллил» главбухшу.

С тех моментов, как я впервые села ему на шею и взмыла в воздух, еще не осознавая до конца, что однажды сама смогу подняться в небо на своих собственных золотистых крыльях.

Мой отец.

Мой Правитель.

Мой несостоявшийся муж.

Я утерла рукавом невольные слезы, выслушала печальный вздох своей мышки, открыто плачущей на полу, разглядывая портрет Эргона, и вновь ласково погладила Байдора по голове.

Взяла расческу и тихонько расчесала спутавшиеся от засохшей крови волосы. Лекари хороши, но им и в голову не приходит исправить такую «косметику», такую мелочь. А я не хочу, чтобы, проснувшись, Байдор увидел в зеркале чудовище и расстроился.

И да...

Эргон для меня недоступен. Я всегда буду любить его. И постепенно, должно быть, моя безусловная любовь окончательно примет форму дочерней. Хотя. кто знает. Может быть, я всегда буду немного грустить от того, что мы не вместе как мужчина и женщина. И радоваться, что в принципе могу общаться с ним, греться в его золотом, великодушном свете и кататься на припрятанных в нем искорках лукавства, игривости и ехидства.

.Еще слезы. Вновь вытираю их рукавом. Ведь платок я не взяла с собой. А, может, Рая забыла мне утром собрать еще и платочек. Вроде бы я не планировала ни плакать, ни сморкаться.

Вот такая она - сильная и безусловная любовь к Эргону. Любовь к мужчине. И к отцу.

Но есть и еще один дракон, что цепляет мой разум и наполняет мое сердце. Еще не любовью. Но зарождающейся юношеской влюбленностью. Искристой, интересной, радостной. С теми моментами, что потом вспоминаются с улыбкой и ностальгией -моментами пикантными, неоднозначными, иногда наполненными даже раздражением и гневом.

Мой черный принц. Вот этот самый, что сейчас бледный и измученный лежит в постели.

Молодой, во многом похожий на меня. Как он сказал тогда на церемонии представления? . «Мы стоим друг друга!».

Да, стоим друг друга, соответствуем друг другу.

И такое тоже, знаете ли, на дороге не валяется! Такое, что принц и принцесса действительно подходят друг другу.

Оба - немного авантюристы. Оба - раненые, с комплексами и проблемами, очевидными у меня и скрытыми под маской невозмутимого сарказма у Байдора.

Оба - смелые и. благородные, наверно. Легко назвать благородным черного принца, который уже несколько раз проявил свое своеобразное благородство. Сложнее - себя. Но сейчас я ощущала ясно как день все качества, что роднят нас с Байдором.

— Давай подлечу его еще, — тихо сказал Эргон, незаметно подойдя сзади. — И я настаиваю, чтобы ты пошла спать после этого.

— Не раньше, чем ты объяснишь мне все нюансы, — хлюпнув носом, ответила я папочке.

— Ладно, — Эргон усмехнулся, подвинул кресло и сел подле меня. Положил руку на лоб Байдора. — Вот так, мальчик. Хм. Знаешь, пожалуй, хорошо, что я пришел. Как чувствовал. Возможны были небольшие провалы памяти - ему же половину мозга смяло. Теперь не волнуйся - он вспомнит и тебя, и меня, и все остальное.

Принц глубоко, облегченно, вздохнул и пошевелил ресницами.

— Спи давай, черный, — усмехнулся ему в лицо папочка.

А я подумала, что нет на свете лекаря лучше папочки. И здесь он... впрочем, какая разница!

— Ну, и чем вы с Гришей занимались, пока я дежурила у постели больного? — осведомилась я.

— И чем мы только не занимались, — усмехнулся папочка. — Сначала снова и снова изучали разум Бамара, разыскивали след менталиста. Но его нет... Силен гад!

— А что вообще произошло? — поинтересовалась я, внезапно осознав, что целостной картинки у меня нет.