– Та попросила Лили надеть брюки, но Лилиобъявила во всеуслышание, что именно она сделает с ней и с просьбой. Ну и послеэтого женщина побежала за полицейским и нашла его на соседней улице.

– Ох, ну все, хватит, замолчи.

– Это еще не все. Когда та дама и копвернулись, Лили и Парень с Колечком в Языке как раз занимались тем, о чемупомянула Лили, и уже порядком раскочегарились.

– Да о ком это ты? Неужели Лили Гудвин?Неужели это моя милая, очаровательная Лили, моя лучшая подруга с восьмогокласса, раздевается догола и трахается с парнем, у которого в языке колечко?

– Энди, да успокойся же. С ней все в порядке.Ее и арестовали-то только за то, что она показала полицейскому средний палец,когда он спросил ее, правда ли, что она спускала штаны…

– Господи, я больше не могу. Вот так,наверное, переживают за нас родители.

– …но они просто сделали ей предупреждение ихотели отпустить, а она, похоже, была пьяна в стельку – иначе зачем бы ейотказываться от этого предложения? В общем, не волнуйся. Сейчас мы тебяпоселим, а потом, если захочешь, съездим ее навестить. – Он кивком указал натележку, которую папа оставил посреди комнаты, и принялся ее разгружать. Но яне могла ждать, мне необходимо было выяснить, что случилось. Она ответила послечетвертого гудка, как раз перед тем, как обычно включался автоответчик, – будторешала, ответить ей на мой звонок или нет.

– Как ты? – спросила я, лишь только услышалаее голос.

– Привет, Энди. Надеюсь, я не сорвала вампереезд. Вы ведь обошлись без меня? Прости, что так вышло.

– Да это все чепуха, я хочу узнать, как ты. Стобой все в порядке? – До меня только сейчас дошло, что Лили, должно быть,провела всю ночь в полицейском участке. – Ты всю ночь просидела там? В«обезьяннике»?

– Ну, в общем, да. Это было не так уж плохо,никаких телеужасов и прочей мерзости – только совершенно безобидные девчонки,тоже загремели из-за чепухи. Охранники оказались просто душки, с ними проблемне было. Никаких тяжелых железных решеток или чего-то в этом роде. – Оназасмеялась, но как-то вымученно.

Я поняла это сразу же, и мне представилась моямилая маленькая бесшабашная Лили, загнанная в закуток между стеной и воняющеймочой раковиной какой-нибудь агрессивной и настойчивой лесбиянкой.

– И где шлялся этот твой Парень с Колечком?Что, он просто оставил тебя гнить в «обезьяннике»?

Но еще до того, как она успела ответить, вголове у меня вспыхнула мысль: а где же шлялась я сама? Почему Лили мне непозвонила?

– Да нет, он вел себя замечательно, он…

– Лили, почему…

– …хотел остаться со мной и даже позвонитьадвокату своего отца…

– Лили! Лили! Подожди. Почему ты не позвониламне? Ты же знаешь, я бы тут же приехала и не уехала бы без тебя. Так почему?Почему ты не позвонила мне?

– Ох, Энди, ну какая разница? Мне было не такуж плохо, клянусь тебе. Просто я вела себя как идиотка, и знаешь, решила большетак не напиваться. Оно того не стоит.

– Но почему? Почему ты не позвонила? Я всюночь была дома, я бы примчалась через две секунды.

– Да это все чепуха, правда. Я не позвонила,потому что думала, что ты либо на работе, либо жутко устала. Мне не хотелосьбеспокоить тебя. Тем более в субботу вечером.

Я припоминала, что я делала прошлой ночью, иединственным, что всплыло в памяти, оказался просмотр «Грязных танцев» наТи-эн-ти – наверное, уже в семидесятый раз в моей жизни. Вроде бы я заснула ещедо того, как Джонни заявил, что «никто не обидит Малышку», и продолжал – вбуквальном смысле слова – ставить ее на ноги, пока доктор Хаузман не признал,что это не Джонни сделал ребенка Пенни, и не похлопал его по спине, и непоцеловал Малышку, которая к тому времени уже доросла до имени Фрэнсис. Все этисцены я уже знала наизусть.

– На работе? Ты думала, я была на работе? Ислишком устала, чтоб тебе помочь? Лили, не говори так.

– Послушай, Энди, мы это проехали, ладно? Тыведь все время на работе: и днем, и ночью, часто и в выходные тоже. А когда тыне работаешь, то жалуешься на работу. Я в общем-то все понимаю, я знаю, какаятрудная у тебя работа и что твоя начальница не в своем уме. И мне не хотелосьпортить тебе отдых. А потом, я не знала, может быть, ты с Алексом. Он все времяговорит, что никогда тебя не видит, я не хотела мешать. Если б это и в самомделе было нужно, я бы позвонила, и я не сомневаюсь, что ты бы тут жепримчалась. Но я еще раз повторяю: там было не так уж плохо. Ну, давай этозакроем. Я с ног валюсь, мне надо в душ, а потом в постель.

От волнения я не могла вымолвить ни слова, ноЛили приняла мое молчание за согласие.

– Ты еще там? – спросила она через полминуты,в течение которых я отчаянно пыталась подобрать слова для извинения, объясненияили чего-то в этом роде. – Слушай, я только что добралась до дома. Мне надопоспать. Я тебе звякну после?

– Ну да, конечно, – выдавила я. – Лил, мне такжаль! Ведь я никогда не вела себя так, чтобы ты могла подумать…

– Энди, не надо. Все нормально. Со мной всехорошо. С нами все хорошо. Потом поговорим.

– Ладно. Спи. Позвони мне, если что…

– Ну конечно. Да, а как тебе наша новаяквартира?

– Она просто супер, Лил. И как ты толькосумела отыскать такую прелесть? Вот мы с тобой заживем… – Я едва понимала, чтоговорю, и говорила только для того, чтобы она подольше не отключалась, чтобыубедиться еще и еще раз, что наша дружба осталась неизменной.

– Вот и хорошо. Я так рада, что она тебенравится. Надеюсь, и Парню с Колечком она тоже понравится, – пошутила она, носнова как-то наигранно.

Мы попрощались, и я застыла посреди гостиной,уставившись на телефон.

В это время в комнату вошел папа, чтобы зватьнас с Алексом обедать.

– Что случилось, Энди? Где Лили? Я думал, чтои ей не помешало бы помочь перевезти вещи, но я буду в городе только до трех.Она уже едет?

– Нет, она… э… она приболела. Это на несколькодней, не меньше, так что раньше завтрашнего дня она не приедет. Мы с ней толькочто разговаривали.