В этих воротах, и без того темных, в эту минуту было оченьтемно: надвинувшаяся грозовая туча поглотила вечерний свет, и в то самое времякак князь подходил к дому, туча вдруг разверзлась и пролилась. В то же время,когда он порывисто двинулся с места, после мгновенной остановки, он находился всамом начале ворот, у самого входа под ворота с улицы. И вдруг он увидел вглубине ворот, в полутемноте, у самого входа на лестницу, одного человека.Человек этот как будто чего-то выжидал, но быстро промелькнул и исчез. Человекаэтого князь не мог разглядеть ясно и, конечно, никак бы не мог сказать наверно:кто он таков? К тому же тут так много могло проходить людей; тут былагостиница, и беспрерывно проходили и пробегали в коридоры и обратно. Но онвдруг почувствовал самое полное и неотразимое убеждение, что он этого человекаузнал, и что этот человек непременно Рогожин. Мгновение спустя князь бросилсявслед за ним на лестницу. Сердце его замерло. “Сейчас всё разрешится!” сстранным убеждением проговорил он про себя.

Лестница, на которую князь вбежал из-под ворот, вела вкоридоры первого и второго этажей, по которым и были расположены номерагостиницы. Эта лестница, как во всех давно строенных домах, была каменная,темная, узкая и вилась около толстого каменного столба. На первой забежнойплощадке, в этом столбе оказалось углубление, в роде ниши, не более одного шагаширины и в полшага глубины. Человек однако же мог бы тут поместиться. Как нибыло темно, но, взбежав на площадку, князь тотчас же различил, что тут, в этойнише, прячется зачем-то человек. Князю вдруг захотелось пройти мимо и неглядеть направо. Он ступил уже один шаг, но не выдержал и обернулся.

Два давешние глаза, те же самые, вдруг встретились с еговзглядом. Человек, таившийся в нише, тоже успел уже ступить из нее один шаг.Одну секунду оба стояли друг перед другом почти вплоть. Вдруг князь схватил егоза плечи и повернул назад, к лестнице, ближе к свету: он яснее хотел видетьлицо.

Глаза Рогожина засверкали, и бешеная улыбка исказила еголицо. Правая рука его поднялась, и что-то блеснуло в ней;. князь не думал ееостанавливать. Он помнил только, что, кажется, крикнул:

— Парфен, не верю!..

Затем вдруг как бы что-то разверзлось пред ним: необычайныйвнутренний свет озарил его душу. Это мгновение продолжалось, может быть,полсекунды; но он однако же ясно и сознательно помнил начало, самый первый звуксвоего страшного вопля, который вырвался из груди его сам собой и которыйникакою силой он не мог бы остановить. Затем сознание его угасло мгновенно, инаступил полный мрак.

С ним случился припадок эпилепсии, уже очень давнооставившей его. Известно, что припадки эпилепсии, собственно самая падучая,приходят мгновенно. В это мгновение вдруг чрезвычайно искажается лицо, особенновзгляд. Конвульсии и судороги овладевают всем телом и всеми чертами лица.Страшный, невообразимый и ни на что не похожий вопль вырывается из груди; вэтом вопле вдруг исчезает как бы всё человеческое, и никак невозможно, покрайней мере, очень трудно, наблюдателю вообразить и допустить, что это кричитэтот же самый человек. Представляется даже, что кричит как бы кто-то другой,находящийся внутри этого человека, Многие, по крайней мере, изъясняли так своевпечатление, на многих же вид человека в падучей производит решительный иневыносимый ужас, имеющий в себе даже нечто мистическое. Надо предположить, чтотакое впечатление внезапного ужаса, сопряженного со всеми другими страшнымивпечатлениями той минуты, — вдруг оцепенили Рогожина на месте и тем спасликнязя от неизбежного удара ножем, на него уже падавшего. Затем, еще не успевдогадаться о припадке и увидев, что князь отшатнулся от него и вдруг упалнавзничь, прямо вниз по лестнице, с розмаху ударившись затылком о каменнуюступень. Рогожин стремглав бросился вниз, обежал лежавшего и почти без памятивыбежал из гостиницы.

От конвульсий, биения и судорог, тело больного спустилось поступенькам, которых было не более пятнадцати, до самого конца лестницы. Оченьскоро, не более как минут через пять, заметили лежавшего, и собралась толпа.Целая лужица крови около головы вселяла недоумение: сам ли человек расшибся или“был какой грех”? Скоро однако же некоторые различили падучую; один из номерныхпризнал в князе давешнего постояльца. Смятение разрешилось, наконец, весьмасчастливо по одному счастливому обстоятельству.

Коля Иволгин, обещавшийся быть к четырем часам в Весах ипоехавший вместо того в Павловск, по одному внезапному соображению отказался“откушать” у генеральши Епанчиной, а приехал обратно в Петербург и поспешил вВесы, куда и явился около семи часов вечера. Узнав по оставленной ему записке,что князь в городе, он устремился к нему по сообщенному в записке адресу.Известившись в гостинице, что князь вышел, он спустился вниз, в буфетныекомнаты и стал дожидаться, кушая чай и слушая орган. Случайно услышав разговоро приключившемся с кем-то припадке, он бросился на место, по верномупредчувствию, и узнал князя. Тотчас же были приняты надлежащие меры. Князяперенесли в его номер; он хоть и очнулся, но в полное сознание довольно долгоне приходил. Доктор, приглашенный для осмотра разбитой головы, дал примочку иобъявил, что опасности от ушибов нет ни малейшей. Когда же, уже чрез час, князьдовольно хорошо стал понимать окружающее, Коля перевез его в карете изгостиницы к Лебедеву. Лебедев принял больного с необыкновенным жаром и споклонами. Для него же ускорил и переезд на дачу; на третий день все уже были вПавловске.

Дача Лебедева была небольшая, но удобная и даже красивая.Часть ее, назначавшаяся в наем, была особенно изукрашена. На террасе, довольнопоместительной, при входе с улицы а комнаты, было наставлено несколькопомеранцевых, лимонных и жасминных деревьев, в больших зеленых деревянныхкадках, что и составляло, по расчету Лебедева, самый обольщающий вид. Несколькоиз этих деревьев он приобрел вместе с дачей, и до того прельстился эффектом,который они производили на террасе, что решился, благодаря случаю, прикупитьдля комплекту таких же деревьев в кадках на аукционе. Когда все деревья былинаконец свезены на дачу и расставлены Лебедев несколько раз в тот день сбегалпо ступенькам террасы на улицу и с улицы любовался на свое владение, каждый размысленно надбавляя сумму, которую предполагал запросить с будущего своегодачного жильца. Расслабленному, тоскующему и разбитому телом князю дача оченьпонравилась. Впрочем, в день переезда в Павловск, то-есть на третий день послеприпадка, князь уже имел по наружности вид почти здорового человека, хотявнутренно чувствовал себя всё еще неоправившимся. Он был рад всем, кого виделкругом себя в эти три дня, рад Коле, почти от него не отходившему, рад всемусемейству Лебедева (без племянника, куда-то исчезнувшего), рад самому Лебедеву;даже с удовольствием принял посетившего его еще в городе генерала Иволгина. Всамый день переезда, состоявшегося уже к вечеру, вокруг него на террасесобралось довольно много гостей: сперва пришел Ганя, которого князь едва узнал,— так он за всё это время переменился и похудел. Затем явились Варя и Птицын,тоже павловские дачники. Генерал же Иволгин находился у Лебедева на квартирепочти бессменно, даже, кажется, вместе с ним переехал. Лебедев старался непускать его к князю и держать при себе; обращался он с ним по приятельски;повидимому, они уже давно были знакомы. Князь заметил, что все эти три дня онивступали иногда друг с другом в длинные разговоры, нередко кричали и спорили,даже, кажется, об ученых предметах, что, невидимому, доставляло удовольствиеЛебедеву. Подумать можно было, что он даже нуждался в генерале. Но те же самыепредосторожности, как относительно князя, Лебедев стал соблюдать и относительносвоего семейства с самого переезда на дачу: под предлогом, чтобы не беспокоитькнязя, он не пускал к нему никого, топал ногами, бросался и гонялся за своимидочерьми, не исключая и Веры с ребенком, при первом подозрении, что они идут натеррасу, где находился князь, несмотря на все просьбы князя не отгонять никого.