– Я не выдумываю, мам. Честное слово.

– Знаю, – с улыбкой откликнулась она. – Это Тони теберассказал.

– Нет, – сказал он. – Просто я знаю. Доктор не поверил вТони, да?

– Забудь про доктора, – сказала Венди. – Я верю в Тони. Незнаю, кто или что он такое – то ли особая частичка тебя самого то ли приходитиз… откуда-то извне, – но я в него верю, Дэнни. И если ты… он… думает, что намследует уехать, мы уедем. Мы уедем вдвоем, а к папе вернемся весной.

Он посмотрел на нее с явственной надеждой.

– Куда уедем? В мотель?

– Милый, мотель нам не по карману. Придется пожить у моеймамы.

Надежда в лице Дэнни умерла.

– Я знаю… – сказал он и замолчал.

– Что?

– Ничего, – пробормотал мальчик.

Она снова переключила передачу на вторую, подъем опять сталкруче.

– Нет, док, пожалуйста, не говори так. Наверное, поговоритьоб этом нужно было давным-давно. Так что прошу тебя. Что ты знаешь? Я нерассержусь. Нельзя сердиться, дело слишком важное. Говори со мной честно.

– Я знаю, как ты к ней относишься, – сказал Дэнни ивздохнул.

– Как?

– Плохо, – объявил Дэнни, а потом затянул нараспев, рифмуя,пугая Венди: – Гнусно – грустно – чтоб ей было пусто… Как будто она вовсе нетвоя мама. Как будто она хочет тебя съесть. – Он испуганно взглянул на Венди. –И потом, мне там не нравится. Она всегда думает, что справилась бы со мнойлучше, чем ты, и как бы отобрать меня у тебя. Мам, я не хочу туда. Лучше ужжить в «Оверлуке», чем там.

Венди была потрясена. Неужели у них с матерью дела обстоятнастолько плохо? О Господи, если так оно и есть, а малыш действительно можетчитать, что они думают друг о дружке… какой же это ад для него! Она вдругпочувствовала себя голее голого, словно ее застукали на чем-то непристойном.

– Ладно, – сказала она. – Ладно, Дэнни.

– Ты на меня сердишься, – сказал он тоненьким голоском,готовый в любой момент расплакаться.

– Нет, честное слово. Я просто… ну… потрясена.

Они миновали указатель «САЙДВИНДЕР 15 МИЛЬ» и Венди немногорасслабилась. Отсюда дорога была лучше.

– Хочу задать тебе еще один вопрос, Дэнни. И хочу, чтобы тыответил мне так честно, как только можешь. Сделаешь?

– Да, мам, – почти прошептал он.

– Папа снова пьет?

– Нет, – сказал он и подавил слова, поднявшиеся к губамвслед за этим простым отрицанием: «еще нет».

Венди расслабилась еще капельку. Она положила ладонь наобтянутую джинсами коленку Дэнни и сжала ее.

– Папа очень старался, – мягко сказала она. – Потому, чтолюбит нас. А мы любим его, разве не так?

Он серьезно кивнул.

Она продолжала, будто для себя самой:

– Он не идеальный человек, но он старался… Дэнни, он такстарался! Когда он… перестал… то словно в аду очутился. И все еще идет по этомуаду. Думаю, если бы не мы, он бы просто сдался. Я хочу поступить правильно. Ноне знаю, как. Надо уехать? Остаться? Все равно, как если б я выбирала из двухзол.

– Я знаю.

– Сделаешь для меня кое-что, док?

– Что?

– Постарайся заставить Тони придти. Прямо сейчас. Спросиего, в «Оверлуке» мы в безопасности?

– Я уже пробовал, – медленно произнес Дэнни. – Сегодня утром.

– И что же?

– Он не пришел, – сказал Дэнни. – Тони не пришел.

И вдруг разразился слезами.

– Дэнни, – встревоженно сказала она. – Милый, не надо.Пожалуйста.

Грузовичок вынесло за двойную желтую линию и, перепугавшись,Венди вернула его обратно.

– Не отвози меня к бабушке, – попросил Дэнни сквозь слезы. –Пожалуйста, ма. Я не хочу туда, я хочу с папой…

– Ладно, – мягко сказала она. – Ладно, так мы и сделаем. –Венди вытащила из кармана рубашки в стиле «вестерн» гигиеническую салфетку ипротянула Дэнни. – Останемся. И все будет отлично.

Джек вышел на крыльцо и подтянул язычок молнии до самогоподбородка, моргая на ярком свету. В левой руке он держал работающие отбатареек садовые ножницы. Правой он вытащил из бокового кармана носовой платок,промокнул губы и сунул его обратно. Снег, сказали по радио. В это верилось струдом, хоть видно было, как на далеком горизонте собираются тучи.

Перехватив ножницы другой рукой, Джек отправился по дорожкек искусно подстриженным кустам. «Работы немного, – подумал он, – чуть-чутьпройтись, и хватит». Несомненно, ночные холода остановили рост кустов. Укролика вроде бы немного заросли уши, да на двух лапах у собаки появилисьпушистые зеленые шпоры. Но львы и буйвол выглядели отлично. Легкая стрижка – идело в шляпе, а потом пусть выпадает снег.

Бетонная дорожка оборвалась внезапно, как трамплин. Джексошел с нее и прошагал мимо пересохшего бассейна к засыпанной гравием тропинке,которая вилась между садовыми скульптурами до самой детской площадки. Шагнув ккролику, он нажал кнопку ножниц. Они ожили с тихим гудением.

– Здорово, Братец Кролик, – сказал Джек. – Как делишкинынче? Чуточку снимем с макушки и удалим лишнее с ушей? Отлично. А скажи-ка,слышал ты анекдот про коммивояжера и старушку с пуделем?

Звук собственного голоса показался неестественным и глупым,и Джек замолчал. Ему пришло в голову, что звери-кусты не слишком его заботят.Резать и мучить старую добрую живую изгородь, чтобы сделать из нее нечтосовершенно другое, Джеку всегда казалось отчасти извращенным. Изгородь вдольодного из вермонтских шоссе на крутом склоне превратили в рекламный щит,расхваливающий какой-то сорт мороженного. Заставлять природу торговать вразносмороженым совершенно неправильно. Нелепо.

(Торранс, вас наняли не философствовать!) Что да, то да.Чистая правда. Джек подстриг кролику уши, смахнув на траву немного сора:палочек и прутиков. Садовые ножницы гудели на низкой, металлической,отвратительной ноте, которая, кажется, присуща всему, что работает от батареек.Солнце сияло, но не грело, и поверить в надвигающийся снегопад было не так ужтрудно. Джек работал быстро, зная, что в таком деле прерваться и начатьраздумывать означает напортачить. Он прошелся по мордочке кролика (вблизи онавовсе не была похожа на морду, но Джек знал, что, стоит отойти шагов надвадцать, как свет и тени создадут некое ее подобие – свет и тени вкупе своображением наблюдателя), а потом защелкал лезвиями по его брюху.