Тут незнакомец совсем убрал руку. Задняя дверца открылась.Господи, наконец-то.

– Так что пора задуматься, – повторил Санни Эллиман. –Надеюсь, мы поняли друг друга.

– Да, – прошептал Ричардсон. – Но если вы рассчитываете, чтоГре… что некое лицо может победить на выборах с помощью подобной тактики, тосильно ошибаетесь.

– Нет, – сказал Санни. – Это вы ошибаетесь. Не забывайте,что все хотят пожить в свое удовольствие. Так что смотрите, как бы вам неопоздать к общему пирогу.

Ричардсон молчал. Он сидел за рулем словно изваяние,чувствуя, как пульсирует шейная артерия, и тупо смотрел на ратушные часы, будтовсе остальное в этой жизни потеряло смысл. Часы показывали без пяти пять.Свиные отбивные наверняка уже в духовке.

Незнакомец кинул напоследок два слова и, не оглядываясь,быстро зашагал прочь; его длинные волосы взлетали над воротом рубашки. Онсвернул за угол и скрылся.

Последнее, что он сказал Уоррену Ричардсону, было: «Прочистьуши».

Ричардсона охватила дрожь, и прошло немало времени, преждечем он смог вести машину. Первым его осознанным ощущением была ярость,сильнейшая ярость. Хотелось тут же подъехать к полицейскому управлению (ононаходилось в здании ратуши, как раз под часами) и заявить о случившемся, об угрозахрасправиться с его женой и сыном, о физическом насилии и о том человеке, отимени которого все это делалось.

…как хреново, когда приходится раскошеливаться напластическую операцию… как просто перехватить вашего мальчугана…

Но с какой стати? С какой стати рисковать? Он сказал этомуподонку чистейшую правду. Всякий, кто имел в южном Нью-Гэмпшире дело снедвижимостью, отлично знал, что Стилсон пустился в опасную авантюру. Выгоды,которые он сейчас извлекает, рано или поздно обернутся крахом, и он очутится зарешеткой – гораздо раньше, чем кажется. Его избирательная кампания – верхсумасшествия. А теперь еще тактика выкручивания рук! В Америке, тем более вНовой Англии, такое не проходит.

Но пусть кто-нибудь другой скажет об этом во всеуслышание.

Кто-нибудь другой, кому нечего терять.

Уоррен Ричардсон поехал домой, где его ждали свиныеотбивные, и ни словом не обмолвился о случившемся. Кто-нибудь другой навернякаположит этому конец.

Как-то вечером, вскоре после знаменательного успеха Чака, ДжонниСмит брился в ванной комнате в домике для гостей. В последние дни, стоя передзеркалом, он каждый раз испытывал нелепое чувство, будто видит не себя, асвоего старшего брата. Лоб прорезали две глубокие морщины. Еще две залегливозле рта. Неожиданно вылезла белая прядка, и вообще волосы вдруг тронуласедина. Казалось, это случилось за одну ночь.

Он выдернул из розетки шнур электробритвы и вышел в кухню,служившую одновременно столовой. Прямо роскошь, подумал Джонни и чуть заметноулыбнулся; похоже, он понемногу приходит в себя. Он включил телевизор, достализ холодильника бутылку «пепси» и сел смотреть новости. Роджер Чатсвортвернется поздно, а завтра утром Джонни не без удовольствия сообщит ему о первомсерьезном успехе сына.

Раз в две недели Джонни навещал отца. Новое поприще Джоннипришлось по душе Герберту, который с неподдельным интересом слушал рассказы оЧатсвортах, об их доме в Дареме, этом уютном университетском городке, и о делахЧака. В свою очередь, Джонни слушал рассказы отца о том, как он помогаетЧарлине Маккензи, живущей в соседнем Нью-Глостере.

– Ее муж был первоклассным врачом, но мало что умел по дому,– рассказывал Герберт. – Чарлина с Верой дружили, пока Вера не погрузилась вдебри фундаментализма. Это их разобщило. Муж Чарлины умер от инфаркта в 1973году. Дом практически разваливался на глазах, – продолжал Герберт. – Надо жебыло как-то помочь. Я приезжаю туда в субботу утром и после обеда возвращаюсьобратно. Должен тебе сказать, Джонни, готовит она лучше тебя.

– И выглядит тоже, – подыграл Джонни.

– Ну, конечно, она хорошенькая, но между нами, сампонимаешь, ничего такого. Еще ведь и года не прошло, как мы похоронили маму…

Джонни, однако, подозревал что-то такое между ними и вглубине души был этому рад. Очень уж ему не хотелось думать, что отца ждетодинокая старость.

Уолтер Кронкайт рассказывал телезрителям о новостяхполитической жизни. Первичные выборы закончили, до партийных съездов оставалисьсчитанные недели, по всему видно, что у Джимми Картера дело в шляпе икандидатом от демократов будет он. Зато Форд не на шутку сцепился с бывшимгубернатором Калифорнии Рональдом Рейганом. Репортерам впору подсчитыватьделегатов поименно. В одном из своих редких писем Сара Хэзлит писала: «Уолтдержит пальцы рук (и ног!) скрещенными, чтобы Форд пришел первым. Уолтрассчитывает в этом случае пройти в сенат штата. Он не знает, как в другихместах, но в Мэне у Рейгана нет никаких шансов».

Работая поваром в Киттери, Джонни взял за правило ездитьраза два в неделю в Дувр, или Портсмут, или другие ближайшие городишкиНью-Гэмпшира. Там перебывали все кандидаты в президенты, так что Джоннипредставлялась уникальная возможность увидеть их вблизи, без царственногоореола, который позже, может быть, окружит того, кто заберет власть в своируки. Эти поездки превратились у него в своего рода хобби – на короткий срок,разумеется. Когда предвыборная кампания в Нью-Гэмпшире закончится, кандидатыпереберутся во Флориду и даже не бросят прощального взгляда. Кое-кому, естественно,придется похоронить свои политические амбиции где-нибудь на полпути междуПортсмутом и Кином. Никогда не интересовавшийся политикой (исключая периодВьетнама), Джонни вдруг всерьез увлекся ею, когда страсти, вызванныекасл-рокским делом, понемногу улеглись, и его дар, а может быть, несчастье, какни называй, сыграл тут не последнюю роль.

Он пожимал руки Моррису Юдоллу и Генри Джексону, Фред Харриспохлопал его по спине. Рональд Рейган приобнял его профессиональным жестомполитика со словами: «Приходите на избирательный участок, ваш голос будетвесьма кстати». В ответ Джонни согласно кивнул, полагая, что проще оставитьРейгана в заблуждении, будто на него, Джонни, можно вполне положиться.

Он почти пятнадцать минут беседовал с Сарджем Шрайвером ввестибюле страхолюдного «Ньюингтон-Молла». Шрайвер, только что подстриженный,распространяющий волны парфюмерных запахов и, пожалуй, неуверенности, шел всопровождении помощника, чьи карманы были набиты воззваниями, и агентасекретной службы, ковырявшего украдкой прыщик. Шрайвер чуть не расплылсяоттого, что его узнали. Едва они попрощались, к Шрайверу подошел кандидат вкакой-то местный орган власти и попросил автограф. Шрайвер благосклонноулыбнулся.

Во время этих контактов Джонни всякий раз открывалисьразличные подробности, но почти ничего существенного. По-видимому, рукопожатияпревратились для этих людей в ритуал, при котором живые побуждения оказывалисьпогребенными под толстым слоем прозрачного плексигласа. Джонни удалось повидатьпрактически всех, за исключением президента Форда, но лишь однажды он испыталвнезапное, как удар тока, озарение, подобное тем, какие были у него в случае сЭйлин Мэгоун и – при всей их несхожести – с Фрэнком Доддом.