Еще ее поразил тот факт, что «смотрящий»,мужик с нехорошим, злым лицом, втолковывал ей:

– Ты уедешь, а он тут останется, не травипарню душу. Чистая она у него, прямо мученик христианский, все заработанныеденьги жене убитого отправляет.

Зоя уехала в Москву и написала Ботанику.Неожиданно он ответил, завязалась переписка. Коростелева стала посылатьпередачи, потом приехала на свидание. Закончилось это свадьбой, на которойгуляла вся колония.

Освободившись, Витя перебрался в Москву, и Зояпрописала его в своей квартире. Сразу навалились проблемы, и основная – струдоустройством. Кадровики в школах с распростертыми объятиями встречалимолодого мужчину с двумя высшими образованиями и моментально менялись в лице,узнав, в каком месте будущий учитель получил дипломы. Полгода Витя пыталсяустроиться, но его не брали нигде. Но потом к Зое на прием пришла женщина,оказавшаяся сотрудником Министерства образования, и Виктор наконец получилместо в кулинарном училище, правда, с крохотной зарплатой. Но жизнь наладилась,и какое-то время Зоя была безоблачно счастлива. Потом на семейный горизонтнабежали тучи, и год тому назад супруги расстались.

– Почему? – бестактно поинтересоваласья.

Зоя Родионовна печально усмехнулась:

– Не сошлись характерами. Лучше несказать. Понимаете, Витя – очень спокойный, даже апатичный; я – быстрая. Он –тихий, я – шумная. В выходные муж укладывался на диване с книгой – и все, егонет. Спрашиваешь о чем-нибудь, молчит. Я ему: «Витя, Витя…» Он наконец глазаоторвет от страницы: «Ты меня зовешь, заинька?» Сначала меня это умиляло. Потомстало раздражать. Еще он абсолютно доволен своей судьбой. Провел уроки, и все,в шестнадцать часов уже дома и снова на диванчик с какой-нибудь историей.Читает преспокойненько. Я с работы принесусь, язык на плече, а он так ласковоиз гостиной: «Заинька, мы есть будем? Очень проголодался!»

И чего, спрашивается, меня ждал? Мог бы исупчик приготовить, я-то больше занята. И потом… Знаете, времена тяжелые, всегде-то подрабатывают… Я, например, в трех местах кручусь, чтобы на отдыхнасобирать. А Витя! Получал около тысячи рублей, и все. Хотя репутация у негобыла отличная, про то, что он бывший уголовник, все давным-давно забыли, могрепетиторством заниматься, хорошо оплачиваемый труд. Но нет, предпочитал сидетьна моей шее…

– Вы разделили квартиру?

– Нет, – ответила Зоя. – Витяочень порядочный человек, просто до болезненности. Жилплощадь ведь была моей добрака, и муж просто ушел.

– Куда?

– Он снял комнату в Подмосковье, вГнилове, это близко, возле Митина. Улица Октябрьская, дом девять, хозяйку зовутГалина, вернее, баба Галя, она очень пожилая.

– Где Славин сейчас работает?

– А все там же, в кулинарном училище наОбнинской.

Она замолчала, потом неожиданно с жаромпроизнесла:

– Вы делаете большую ошибку.

Я вздернула брови:

– Да? И какую?

– Витя не способен на преступление.

Я хмыкнула.

– Та давняя история – случайность, –настаивала Зоя. – Поверьте, я хорошо знаю мужа, он не мог никого убить, онслишком мягкий, податливый, бесхарактерный, если хотите. Кто-то попросит, аВиктор бежит и делает.

Я тяжело вздохнула. Интересно, кто попросилего расстрелять Вячеслава Сергеевича Славина? Или сам догадался?

На Киевском рынке я затарилась под завязку.Натолкала в сумку столько всего, что, когда вышла в Переделкине, хлипкие ручкине выдержали и оборвались.

Торба шлепнулась на грязный асфальт, и сочныенектарины вперемешку с черешней покатились в разные стороны.

Отчаянно чертыхаясь, я собрала фрукты иосмотрелась. Делать нечего, придется брать левака. Но небольшая площадь, гдевсегда толкутся шоферы в ожидании заработка, была пуста. Мне, как всегда,везло. Только в тени раскидистого дерева уютно устроилась крохотная машина«Ока». Подойдя поближе, я заметила на заднем стекле кучу знаков: «Осторожно, зарулем инвалид», потом изображение чайника, пускающего пар, небольшой плакатиксо словами «Еду, как умею» и огромную надпись, буквально через все стекло:«Аккуратно, шофер – слепой».

В полном изумлении я уставилась на последнеесообщение. Как это слепой? Тут дверцы «Оки» распахнулись, и на свет божийвыглянули два старика. Один, в круглых бифокальных очках, сидевший наводительском месте, зычно крикнул:

– Эй, детка, такси ищешь?

– Тебе куда, внучка? – гаркнулвторой.

– В Алябьево, – робко проблеяла я.

– Двадцать рублей, – сообщилшофер, – лезь скорей, никого, кроме нас, не будет. Молодежь от жарыпопряталась.

Прижимая к груди сумку, я подошла к «Оке»вплотную. С близкого расстояния старички выглядели еще хуже: древние, какегипетские мумии.

– Давай, залазь! – орал тот, чтосидел на пассажирском месте.

– Пашка, не визжи, – гаркнулшофер, – она молодая, хорошо слышит!

– Ой, прости, – почти нормальнымголосом ответил первый, – сам-то я туговат на ухо, вот и громыхаю. Садись,внучка.

– Ты, Пашка, видать, совсем от жары умомтронулся, – заголосил водитель, – чтобы ей сесть, ты должен вылезти идевку впустить, у нас только две двери!

– Твоя правда, – вздохнул туговатыйна ухо дедушка и начал выкарабкиваться наружу.

Я с опаской смотрела, как он выбирается из«Оки». Наконец процесс завершился.

– Гришка, – заорал дедок, становясьна ноги, – откидывай сиденье; полезай, девка!

Понимая, что опять стала жертвойобстоятельств, я покорно принялась ввинчиваться в салон «Оки», сравнимый поразмерам со спичечным коробком. По-хорошему, надо было отказаться от услуг«таксистов» и, прижимая к груди тяжелую сумку, отправиться пешком. Но язык неповернулся сообщить об этом решении дедулькам. Они уже приложили столькоусилий, чтобы заполучить вожделенного клиента.

Внутри крохотного автомобильчика стоялаудушающая жара и крепко пахло смесью пота и дешевого курева. Очевидно, старичкине слишком утомляли себя банными процедурами.

– Устроилась? – завопил Павел.

– Да, – пискнула я.