Черт побери, в его изложении все звучало очень глупо.Капитан смотрел с недоверием.

— То есть вы рисуете — вот стена, вот крыша, тут три метра,а там пять, — и вам за это платят?

— Да, — признался Данилов таким тоном, как будто ему толькочто открылось, каким недостойным делом он все это время занимался.

— И потерпевший тоже этим занимался?

— Он мне помогал.

— Понятно, — протянул капитан. — Вчера вы в четыре ушли ибольше не возвращались?

— Нет.

— Дома были? С супругой?

— Сначала один, — сказал Данилов, — а потом…

Потом приехала Знаменская, привезла ананас и литровуюбутылку водки, которую они выпили на двоих. Он не знал, можно упоминать оЗнаменской или нет.

— Что потом?

— Потом ко мне гости приехали и… ночевать остались.

— Это хорошо, — похвалил Данилова милицейский, — хорошо, чтоостались, нам возни меньше. Адресочки? Фамилии?

— Чьи? — не понял Данилов.

— Да гостей ваших! Они должны подтвердить, что вы доманочевали! Должны! Откуда я знаю ваши дела! Может, вы взяли да и стукнули побашке вашего… как его… Корчагина! Может, мешал он вам или физиономия его ненравилась!

— По башке? — переспросил Данилов. Охранник на даче ТимофеяКольцова лежал лицом в луже густой черной крови — его собственной. Рана наголове тоже была черной, только вылезали сломанные острые белые кости.

— Ну? Я жду.

— Да, — согласился Данилов, — конечно. Знаменская АриаднаФилипповна.

Она приехала после десяти. Точно не знаю, но если вам нужно,можно спросить у нее. Она время тоже никогда не знает, но у нее водитель, а он…

— Это какая же Знаменская? — спросил капитан и пересталписать. — Которая депутат и профессор каких-то наук?

— Академик она, — поправил Данилов тоскливо, — членпрезидиума Академии наук. Она приехала после десяти и осталась ночевать. Когдапозвонила Ира, Ирина Разуваева, она еще спала.

— Так ей сто лет! — неожиданно удивился капитан.

— Семьдесят четыре, — поправил Данилов, — а-а… нет, у меняне было романтического свидания. Знаменская — мой клиент, она приезжалапоговорить об оформлении балкона в ее квартире. Когда мы закончили, было ужепоздно, и она пожалела водителя, не стала вызывать. И осталась у меня.

— Та-ак, — протянул капитан зловещим тоном, — какие еще увас клиенты? Это так, на всякий случай, а то мне пальцем в небо попадатьнеохота.

— Кольцов, — сказал Данилов хмуро, — Тимофей Ильич. Дом наРижском шоссе. Стешко Сергей Владимирович, квартира на Маросейке. И еще…

— Кольцов, значит, — перебил капитан задумчиво, — хорошознаете его?

— Он тут ни при чем! — возразил Данилов. Еще не хваталовтягивать в свои дела Кольцова.

Он и так оказался втянут, и еще неизвестно, чем это Даниловуоткликнется!

— Конечно, конечно, — подхватил капитан, у котороговолшебным образом изменился тон — с кислого на сладкий. Странно, но Даниловпредпочел бы предыдущий, — ни при чем! Тимофей Ильич — фигура всем известная и…Так, значит, никого не подозреваете?

Это было неожиданно.

— Я даже толком не знаю, что случилось, — сказал Данилов.

— Так никто не знает, — сообщил ему капитан Патрикеев. —Почему-то этот ваш Корчагин ночью пришел на работу. Он за компьютером сидел.Потом еще кто-то пришел. Увидал нашего потерпевшего, да и дал ему по голове.

— Ночью? — переспросил Данилов.

— Ну да. Время смерти, конечно, точно установят, но Борясказал, что примерно после двенадцати, но до двух. Так где-то. Он что, по ночамработал?

— Нет.

Почему-то именно в этот момент — даже не тогда, когдакапитан сказал ему, что бедолагу Сашку убили, ударив по голове, — у Данилова вмозгах произошло какое-то движение, как будто сдвинулись льды, сковавшие разум.До этой секунды он никак не связывал Сашино убийство с собой.

С собой и черным человеком, как сказала Знаменская.

— А… дверь? — спросил Данилов, чувствуя, что во рту у негосухо и никакой чай не помогает.

— Что дверь?

— У нас дверь закрывается сама. Захлопывается. Она былаоткрыта?

— Ключи снаружи были вставлены. Вот эти самые. Не знаете,чьи это? На дубликаты не похоже.

— Это мои, — сказал Данилов, — у меня вчера ключи пропали. Яне мог найти. Я никогда не теряю; ключей, а тут вдруг потерял.

— Ваши, значит, — тоном обреченного на каторжные работызаключил капитан, — ясно. И вы их значит, потеряли. И где и когда — не знаете.Правильно?

Данилов кивнул.

— И что ваш сотрудник по ночам на работу ходит, тоже незнали.

— Нет. У нас нет охраны и камер никаких нет, у всех своиключи. При мне он никогда не задерживался, как правило, я уходил последним.Редко уезжал раньше — по делам.

— И первым приходили, — подсказал капитан Патрикеев.

— Это подозрительно? Да, если не было дел с утра вне офиса.

— Нет, что вы. Как же, хозяин, на себя работаете! Вамположено первым приходить, последним уходить.

Данилов не понял, хвалит его капитан или осуждает.

Зачем Саша Корчагин пришел ночью в контору?! Что ему моглопонадобиться?!

Значит, он сидел за компьютером, и дверь была закрыта, и сулицы не разглядеть, что в конторе кто-то есть, потому что немецкие жалюзиплотно прикрывают каждую щель, и непонятно, горит за ними свет или нет.

— Владимир Иваныч, — сунулся в дверь кто-то из милицейских,— выйди-ка на минуту.

Как только капитан вышел, Данилов встал и подошел к окну — всвоей комнате он жалюзи никогда особенно не законопачивал.

Ничего такого не пришло ему в голову, когда он обнаружил,что у него пропали ключи от офиса. Он решил, что потерял их, как люди обычнотеряют ключи, — вытряхнул из кармана или вытащил вместе с сигаретами.

Он понял, что ключей нет, и долго метался по квартире,искал, а искать он не умел, потому что никогда и ничего не терял, а Мартастояла у входной двери совсем готовая и посматривала на часы, а потом поехалаодна и купила в метро книжку «Ваш ребенок».