они картину полную обрисуют, но нормальных людей всё же больше было. А почему так? Да потому, что отношение у народа к государству и милиции другое было!

– Но преступники ведь те же остались? – всё ещё пытался отстоять однажды услышанное утверждение лейтенант.

– Как сказать! – не согласился Велиев – Те, что остались, тоже себя в правовом поле увереннее чувствовать начали. Но посмотри, какая доля даже этих старых в совершаемых преступлениях! Сейчас их среди молодёжи раз-два и обчёлся. В основном те совершают, кто раньше в наши заботливые руки и не попадал никогда. С зеком проще разговаривать, нежели с этими новобранцами. Тот по старой памяти хоть какой-то страх перед милицией испытывает, а эти боевиков понасмотрятся и уверены, что с них всё как с гуся вода. А ведь так и получается по большей части, что выделывается он перед тобой, под дурачка молотит или прямо в глаза заявляет, что не докажет ему никто ничего, а ему и ответить нечего! Чтобы свидетельской базы добиться – иной раз проще преступника расколоть. Все службы разобщены – борьба с преступностью только на розыск брошена, а реальных полномочий у нас нет. Да что говорить – где ты в каком-либо кодексе само название такое читал – уголовный розыск?

Майор распалился и ещё минут пять высказывал то, что накипело в душе не только у него, но и у всех оперов, прослуживших в розыске длительное время. Высказавшись, он закончил словами:

– Не надейся ты, что кто-то постарше тебя сейчас уму-разуму наставит. Нет, понятное дело, что в элементарном надо и стариков послушать, но в остальном сам всё постигай. Жизнь меняется, и многое из того, что было актуальным вчера, сегодня уже не пригодно.

Сергей молчал, но было видно, что речь Велиева значительно поколебала его прежние представления о службе.

– Слушай, Глеб! – наконец произнёс он – А как у чеченцев с преступниками? Неужели они друг у друга не воруют, не грабят никого и не убивают?

Велиев ответил не сразу. Некоторое время он молча вглядывался в скрываемые плотным туманом подступы к посту, затем всё же высказал своё мнение.

– Понимаешь, Серёга, накладно это для них – у своих воровать. Тут ведь писанные законы не соблюдались никогда, разве только Коран, да и тот отчасти. А потому установление преступника, достоверность информации о нём, как и само наказание, среди чеченцев иначе оцениваются. Да и зачем своих трогать, когда вокруг всегда чужих столько было! Что до русских, так их вообще трудно не обидеть: ни родственники не вступятся, ни государство. Впрочем, мне в чеченцах многое нравится: и взаимовыручка, и обязательная поддержка своих родственников, и отношение к своим женщинам.

Теперь наступила очередь не соглашаться лейтенанту. В удивлении подняв брови, он спросил:

– Что ж тут хорошего? Я баб их в виду имею. Вкалывают как лошади, пока мужики их в тени прохлаждаются. Она света белого не видит, а он днями на корточках с такими же джигитами без дела сидит – тоже мне, мужчина нашёлся!

Майор не сразу нашёлся что ответить. Он усмехнулся и в раздумье протянул, как бы ещё не решив, поддерживать ли услышанную только что реплику.

– Может быть и так. Наверное, чеченцы действительно слишком много на плечи своих жён взвалили.

Произнеся эту фразу, Глеб оторвал взгляд от амбразуры и повернулся к собеседнику.

– Но скажи мне, приходилось ли тебе когда-нибудь чеченку с кайлом в руках видеть? Чтобы дорогу она укладывала или ещё какие-то тяжести непомерные таскала? Не видел и не увидишь никогда. Разве это тот непосильный труд, которым наши, русские бабы нередко заняты?

На это возражений у Круглова не нашлось. Нахмурившись, он недовольно покосился на Велиева и буркнул:

– Ты так защищаешь их, будто они тебе братья родные! Раз они такие хорошие, отчего мы тогда в блиндаже торчим, а не гостях у чеха какого-нибудь?

Майор знал, что в глубине души лейтенант даже и не думал подозревать его в особом расположении к чеченцам. Просто разошедшийся в своих суждениях Велиев волей-неволей стал давлеть над собеседником, что обычно мало кому нравится, а уж тем более стремящимся к самоутверждению юнцам. Вот и сейчас, не имея никаких доводов в противовес услышанному, Сергей укорил своего оппонента в том, в чём укорить было проще всего. Всё это майор понимал. Прекрасно осознавая, что перед ним уже не благодарный слушатель, а желающий заявить о себе оппонент, он всё же попытался объяснить ему свою точку зрения.

– Знаешь, Сергей, – произнёс он после короткого раздумья – меня судьба побросала чуток в этой жизни. И в разных частях Союза побывать пришлось, и в разных должностях послужить: и кадровым офицером побыть, и милиционером. Я это к чему говорю – через двадцать лет службы на жизнь несколько иными глазами смотреть приходится, невольно реалистом становишься. Я прекрасно понимаю, что чеченцы никогда доброжелательностью к нам не отличались, но ведь надо же и полезное от них перенимать! До революции русские обычаи немногим от нынешних чеченских отличались, просто войны в России всё с ног на голову перевернули. Так отчего же не перенять хорошего у них?

Последнюю фразу Глеб произносил, упираясь взглядом в лицо Сергея, но тот его уже не слушал. Весь превратившись в слух, он замер на месте.

– Слышишь? – настороженно спросил лейтенант, стараясь не повышать голоса – Как будто кто совсем рядом подбирается к нам.

– Ничего не слышал. – Пожал плечами майор, в свою очередь прислушиваясь.

– Банка на проволоке вон в той стороне звякнула как будто. Странно, ветра нет, а звук раздался всё же.

Нельзя сказать, что Велиева последняя фраза не заинтересовала. Он снял с плеча автомат и, передёрнув затвор, стараясь не хлюпать в заполнившей дно хода сообщения грязи, стал продвигаться к изгибу траншеи, более других мест приближенному к указанному участку проволочного заграждения. Здесь никакого блиндажа не было и ближайший ночной пост солдат располагался где-то на расстоянии семидесяти метров. Майор замер у бруствера, вглядываясь в ночную мглу, но из-за сгустившегося тумана не мог разглядеть даже ближайшего дерева, которое, как он знал, находилось от него в сорока метрах. Внезапно где-то рядом раздался едва уловимый шорох, и перед глазами его промелькнул силуэт прыгнувшей в сторону кошки. Всё встало на свои места. В расположении роты прижился кот, которого, как и большинство русских котов, назвали Васькой. Милиционерам не известно было, как обстояли у этого кота дела с ловлей мышей, но в общении с кошками у ротного любимца проблем не было. Несмотря на то, что во всей округе в котах недостатка не было, создавалось впечатление, что все кошки предпочтение отдают именно Ваське. Из села ни днём, ни ночью не прекращался поток страждущих представительниц слабого пола. Часто бывало, что пока не знающий усталости кот одаривал своим вниманием очередную свою пассию, на некотором удалении уже ожидало ещё несколько, жаждущих его расположения кошек. Начинался март, и у Василия наступало самое напряжённое время, что ночным постам доставляло немало хлопот. Ещё раз окинув взглядом пространство перед собой, Глеб возвратился в блиндаж к прикрывавшему его Сергею.

– Видел? – спросил он, едва улыбаясь.

– Видел! – раздражённо отозвался лейтенант – Прямо рядом с амбразурой прошмыгнула. Я за автомат, да поздно уже, так и не успел выстрелить!

Через час их сменили.

– Ну как здесь? – спросил один из сменщиков, сразу же закуривая сигарету.

– Нормально. – за двоих ответил Глеб – Не видно ничего, правда, только и остаётся, что прислушиваться. Вдвоём четыре часа стоять и не стоило бы, можно и по два на каждого разбить,