Закрываю глаза, пытаясь почувствовать вкус времени «До». Той беззаботной жизни с прекрасным человеком. Тогда я ее такой не считала, но сейчас все видится по-другому.

В коробке были и другие вещи. Вырезка из газеты о протесте против закрытия библиотеки – Рубен стоит в центре снимка и держит плакат «Знание – сила». Я любила его за участие в той акции. Это означало, что мою работу он воспринимал так же, как и другие, более важные, политические вопросы. Но это также и выбивало меня из колеи. Я сама стоять с плакатом не хотела. Обычно он оставлял меня в покое, но в тот день никак не могу понять, почему стояние на холоде с плакатом в руках не было моим приоритетом. На этом снимке прекрасно видна воинственная сторона его характера, которую я любила. А еще я любила его недостатки. Я принимала его цельным, как мать принимает и любит своих детей.

Но многого в коробке и не было: его взглядов через всю комнату и фривольных сообщений, которые шокировали и возбуждали меня. И того, как он организовывал свою жизнь со мной, терпя весь хаос.

Моя квартира расположена на чердаке. Я открываю окно в крыше и смотрю на город сверху, вдыхая летний воздух. Последние несколько недель стояла жара, в комнате было душно и не хватало воздуха. Мне нравится смотреть на крыши Бирмингема. В Лондоне, с нашей квартирой на цокольном этаже, такого роскошного вида, конечно, не было. Рубен бы возненавидел жизнь здесь и те мелочи, что мне нравятся. Отдельные баки для вторичного мусора и ухоженная подъездная дорожка. Соседка, которая иногда приглашает меня на барбекю, даже зная, что я отшельник. Веревки для белья, натянутые прямо во дворе. Рубен был бы потрясен банальностью этого пригорода, живущего тихой жизнью вдали от огней города и круглосуточных магазинов. Я слегка улыбаюсь, думая об этом.

Смотрю в темнеющее небо и гадаю, живет ли он все в том же районе? Может, нашел новую квартиру, также расположенную в шаговой доступности от сотни пабов, тысяч выставок и реки. Нашей реки. Нет, не стоит о нем думать.

Достаю из коробки пачку бумаг. Кстати, травмированная рука болит сегодня немного меньше.

Имя моего адвоката – Уэстон Майклс – написано на обороте письма. Развод был безболезненным, как я и предполагала. Не то чтобы я действительно раньше думала о разводе с Рубеном. Он проявил свою рациональную, бесстрастную сторону. Был спокойным и последовательным.

«Прилагаю окончательное решение суда, уже вступившее в силу», – гласит письмо. Никаких лишних слов, «мне приятно сообщить» и всего такого. Это мне нравится в этом адвокате: он прекрасно знает, что ничего приятного не было.

Вытаскиваю один из листков: постановление суда с кроваво-красной печатью. Вожу пальцем по именам. Джоанна Олива, заявитель. Рубен Олива, ответчик.

Я могу сменить фамилию, если встречу кого-нибудь другого. Пытаюсь представить этого человека – он должен быть противоположностью Рубену. Каким бы он был? Он бы не ходил на выборы, не читал бы книг. Ему бы нравились простые вещи, вроде двухнедельного отпуска в Испании каждый август. Его бы не волновало, как обходятся со скотом – сырьем для дешевой говядины для «Макдональдса». Он был бы солнечным и теплым. Ему бы нравился секс субботним утром и футбольные матчи. Может быть, он играл бы в казино, или скачивал фильмы, или делал что-то еще, почти незаконное. Содрогаюсь при мысли об этом. Такой человек не для меня.

Интересно, получил ли Рубен точно такую же бумагу? Он ничего не говорил. Вообще ни слова после того, как я сказала, что хочу развода. Классический Рубен, с чувством собственного достоинства.

Вожу по его имени, оно прекрасно – Рубен Олива. Оно пляшет на кончике языка. Я была так счастлива стать его женой.

Не могу удержаться и гадаю, чем он может сейчас заниматься.

Хуже всего, когда я начинаю придумывать, как бы оно все сложилось, узнай он правду. Если бы он мог принять произошедшее. Защищать меня. Простить меня.

Нет. Есть много причин, почему я люблю его. И из-за них же я не могу ему ничего рассказать.

Любила.

Люблю.

Мне снится Рубен. В середине ночи я просыпаюсь и выхожу в сад: смотрю на небо, звезды и луну. Здесь они невероятно яркие. Этот момент в теплом ночном саду мог бы стать очень приятным, но я ужасно устала и все никак не могу восстановить сбившееся дыхание. Тело действует гораздо медленнее, нежели это было раньше. По утрам требуется очень много времени, чтобы проснуться.

Интересно, что он делает? Как он? Думает ли он обо мне? Может, даже прямо сейчас. Возможно, он читает что-то серьезное, значительное, правильное. Или смотрит новости, мучаясь от жары. А может, играет на пианино. Или просматривает соцсети политиков. Наверняка что-то такое. Что-то хорошее.

Признание

Лора и Джонти устроили вечеринку на барже. Прощальную, как она написала в сообщении. Еще с улицы мы с Рубеном заметили, что борта подсвечены гирляндами, коробки исчезли, разномастные предметы с крыши – тоже. Теперь это просто раковина, оболочка. А как только мы поднимаемся на борт, я осознаю, что баржа потеряла даже свой запах. Мы с Рубеном на минуту медлим, стоя под последними лучами солнца. Он наливает себе в пластиковый стакан красного вина, а затем вопросительно смотрит на меня.

Я киваю. Он наливает вино, и я делаю глоток. Оказывается, мне нравится вкус густого красного вина. Раньше я такое не любила.

К нам приближается Лора. Все еще не могу привыкнуть к ее новой одежде. Сейчас наряд почти офисный: укороченные брюки с узором и черный топ с имитацией жилета. Распущенные волосы выпрямлены.

– Твой второй выход в свет, – говорит Лора. – Как ощущение?

Осознаю, что Рубен даже не поинтересовался, как я себя ощущаю. Бросаю на него смущенный взгляд, словно стесняясь таких вопросов.

– Странно, – отвечаю Лоре.

Она не смеется, а вот Рубен фыркает. Лора оглядывает меня оценивающе, наклонив голову к плечу.

Время весенней жары продолжается, воздух теплый и липкий. Рубен пьет вино, щурясь в последних лучах закатного солнца. Раньше мне нравилось смотреть на его рыжие ресницы. Я рассматривала их, пока он спал, и все время боялась, что он проснется и решит, что его жена психопатка.

– Она пытается наверстать упущенное, а ты? – спрашивает Рубен.

Я киваю. Он рассказал мне обо всем, что я пропустила. Референдум, три авиакатастрофы, двое выборов в местные советы, голосование за авиаудары по Сирии, два альбома Бейонсе. Рубен постарался рассказать мне обо всем, но это было похоже на краткий пересказ фильма. А сам сеанс я пропустила.

– Так что изменилось? – смеется Лора. – Мне интересна точка зрения пришельца.

Но шутка несмешная, и про себя я думаю, что не была бы таким пришельцем, если бы подруга навещала меня чаще.

Джонти принес меня еще вина.

– Ничего и все сразу, – честно говорю я.