– Так что, Борис Андреевич, возите всюду ее с собой, акак представится оказия, так мы сразу ее перешлем. А пока вам она княгинейотдана, вам и отвечать, – твердо сказал полковник.

Рано утром из ставки Деникина к командующему Добрармиейприбыл капитан с секретным пакетом и просил разбудить Май-Маевского. Адъютанткомандующего Макаров постучался в спальню.

Генерал уже проснулся и, уставившись в потолок, курилпапиросу. Капитан передал пакет в собственные руки командующего и вышел.Генерал сорвал сургучные печати и начал читать письмо. По мере того как ончитал, выражение его лица становилось все мрачнее и печальнее. Наконец онобратился к адъютанту:

– Капитан, прочтите мое новое назначение и возьмитебумагу, я продиктую вам ответ.

«Дорогой Владимир Зенонович! – писал Деникин. –Мне грустно писать это письмо, переживая памятью Вашу героическую борьбу поудержанию Донецкого бассейна и взятию городов Екатеринослава, Харькова,Полтавы, Киева, Курска, Орла.

Последние события показали: в этой войне решающую рольиграет конница. Поэтому я решил части барона Врангеля перебросить на Ваш фронт,подчинив ему Добровольческую армию, Вас же отозвать в мое распоряжение. Ятвердо уверен, что это принесет успех в дальнейшей нашей борьбе с красными.Родина требует этого, и я надеюсь, что Вы не пойдете против нее.

С искренним уважением к Вам – Антон Деникин».

– Я этого давно ждал, – с горечью сказалгенерал. – Писать не нужно: я раньше буду, чем дойдет ответ. Прикажите изсостава поезда выделить мой вагон и приготовить паровоз.

Генерал назначил начальника штаба своим заместителем доприбытия нового командующего. В это время из ставки уже пришла телеграмма овыезде Врангеля.

– Я так и знал, что Врангель появится сразу же вслед записьмом, – сказал Май-Маевский.

Начальник штаба просил командующего дождаться барона, ноМай-Маевский не соглашался.

Весть о замещении Май-Маевского Врангелем очень быстрораспространилась по всему фронту. Войска симпатизировали командующему ивосприняли новое назначение с недоумением. Все понимали, что на Май-Маевскогохотят свалить неудачи на фронте.

На вокзале к Май-Маевскому подошла почетная рота, изъявившаяжелание сопровождать его в ставку. Генерал не возражал.

В вагон к Владимиру Зеноновичу являлись представители отчастей, выражая соболезнования и намекая на то, что не Деникин, а самМай-Маевский должен быть верховным главнокомандующим. Генерал выслушивал их,крепко пожимая руки, и говорил:

– Я человек военный. Надо подчиняться ставке. Ни накакие авантюры я не пойду.

На станции Мерефа в вагон Май-Маевского быстрым шагом вошелВрангель.

– Владимир Зенонович, – сказал он громко, –ты меня прости, я в этом не принимал никакого участия. Даже отказывался, нопришлось подчиниться воле Деникина.

– Я тебя не виню, я это раньше предвидел, так и должнобыло случиться, – сказал с расстановкой Май-Маевский.

– Твое мнение о фронте? – спросил Врангель.

– Положение безвыходно. Причин много. Объяснять ихбесполезно: ты все это и так знаешь…

В последний раз Варя поцеловала его и прижалась мокрой отслез щекой.

– Береги себя, береги. Ты мне нужен живой, не для тогомы друг друга нашли, чтобы расстаться навеки, – шептала она.

– Все будут хорошо, сестренка, сиди в Константинополе ижди от нас весточки, – бормотал Борис.

– Я бы не уехала, если бы не знала, что тут буду тебеобузой, – вздыхала она. – А так ты будешь думать только о собственномспасении.

Она отстранилась от него, и вдруг взгляд ее прояснился. Кним, торопясь и от этого прихрамывая больше, чем обычно, приближался Алымов согромным букетом самых поздних астр и георгинов.

– Петя! Где же вы их достали? – счастливорассмеялась Варя и на миг стала прежней девочкой с широко распахнутыми синимиглазами.

Она спрятала лицо в букет, потом сняла перчатку и погладилаАлымова по щеке.

«Неужели, когда я с Софи, у меня такой же глупый вид, каксейчас у Алымова?» – невольно подумал Борис.

Вот уже последний раз паровоз свистнул у семафора, и егодымок исчез вдалеке. Алымов простился и поспешил по делам. Борису тоже былокуда торопиться.

– Слышишь, Саенко, – начал он, тщательно подбираяслова, – у тебя тут в Ценске никакой кумы нету?

– С чегой-то? – От удивления Саенко дажеостановился.

– А с того, что шел бы ты куда-нибудь сегодня на вечерпогулять, да на ночь задержался бы, – с ходу брякнул Борис.

– Понятно! – расплылся Саенко. – Стало быть,дамочка, значит, несвободная? Места у ней, значит, нету, где встречаться?

– Стало быть, – подмигнул Борис.

– Ну, это мы с нашим удовольствием, – протянулСаенко, – разве ж я не понимаю, что дело молодое, а естество свое требует?Кумы у меня нету, но уж найду, куда на ночь деться…

– А тогда снеси-ка, брат, вот записочку по одномуадресу, – повеселел Борис. И добавил, чтобы сказать Саенко приятное: –Тебе бы сюда ту куму, из Больших Раздоров… Ох, и хороша Галина!

– Хороша Глаша, да не наша, – угрюмо отвернулсяСаенко.

– Ты чего, Саенко, я тебя обидеть не хотел! –удивился Борис.

– Я и не обижаюсь. А только не про меня та Галина… Мужу нее есть!

– Вот как! – присвистнул Борис. – То-то ягляжу, вы как-то… А где же муж-то?

– У Махно, – понурился Саенко, – в большихчинах там. Говорил – самое бандитское село! А ты не верил… Ладно, давай своюзаписку.

Через час Саенко принес розовую надушенную записочку, в нейговорилось, что прелестная Софи любит, ждет, тоскует и непременно будет вечеромпопозже, чтобы никто ее не заметил. Борис встрепенулся, спросил у Саенко чистоебелье и горячей воды для бритья, а получив все это, вдруг рассердился изакричал, чтобы сейчас же выметался Саенко из дому, а то нашел время уборкойзаниматься. Саенко и вправду что-то завозился на кухне совершенно не ковремени.

Дальше началось мучительное ожидание, минуты текли как годы.Придет, не придет? – терзал Бориса извечный вопрос. Обманет, посмеется илиявится страждущему неземным видением, ангелом чистой красоты? Борис потерял ужевсякую надежду, когда раздался еле слышный стук в дверь. С бьющимся сердцем онотворил – на пороге стояла она. Сегодня Софи была просто обворожительна, ведьона очень старалась так выглядеть. Она сбросила плащ и шляпку и предстала передБорисом во всеоружии своей красоты. Бледно-лиловое платье с отделкой из кружевтого же цвета выгодно подчеркивало фигуру и изумительно подходило к глазам.Глаза сияли, губы были соблазнительно полуоткрыты, грудь ее вздымалась отволнения. Вдобавок от соблазнительницы исходил совершенно чарующий аромат духов– пряный, будоражащий…