Жан

Члены Городского Совета готовили революцию: брожение, охватившее значительную часть населения города, было хорошим поводом для поднятия восстания против бургомистра.

Граждане выражали свое недовольство предпринятыми бургомистром преобразованиями, причем, одни считали эти преобразования слишком смелыми, а другие – недостаточно решительными. Как всегда, первыми пошли на активные действия радикалы – они устроили в городе беспорядки, в результате которых пострадали богатые горожане из числа приверженцев старых порядков, а также были разграблены несколько церквей. Однако, не обладая оружием, не имея денег и не будучи организованными, бунтовщики потерпели поражение; зачинщики бунта были казнены.

Тогда уже выступили консерваторы. Принципиально отвергая уличные беспорядки как метод политической борьбы, они решили произвести переворот законным способом, то есть революцию сделать в Совете, сместив бургомистра и его сторонников. Но бургомистр, своевременно узнавший об этих планах, немедленно перешел на сторону заговорщиков, и таким образом сам встал во главе заговора.

Утром он ехал в здание Совета, где его ждали заговорщики для того чтобы принять окончательный план переворота. На улицах кипела работа, город приводили в порядок после недавнего бунта: каменщики заделывали дыры в булыжных мостовых, строители копошились на лесах возле разрушенных домов, маляры красили стены.

Колымага бургомистра продвигалась медленно, но его это не беспокоило. Глядя на рабочих, он с удовольствием припоминал, какие барыши получила городская казна от ликвидации последствий мятежа; по всем подсчетам выходило, что эти доходы превышают расходы, понесенные городом от бунта. Бургомистр был доволен: он с гордостью осознавал, что именно благодаря ему в городе заведен такой порядок, при котором, что бы ни случилось, казна в накладе не останется.

…В Совете были приняты все меры по обеспечению конспирации. Эти меры должны были создать иллюзию, что ничего особенного здесь сегодня не происходит. Поэтому городского главу встретил, как обычно, сначала пьяный привратник в подъезде, потом секретарь с кипами бумаг у дверей кабинета, и лишь там, в кабинете, можно было понять, что революция уже назревает. При закрытых окнах, в духоте, потея и нервничая, бургомистра ожидали тут заговорщики.

– Плотнее закрывайте дверь, герр бургомистр, плотнее! – приглушенно вскричал один из них, едва бургомистр вошел. – Повсюду шпионы и доносчики.

– О, да тут нечем дышать! – сказал бургомистр. – Может быть, окна все же приоткрыть? Сегодня такой прекрасный день!

– Вы с ума сошли, герр бургомистр! – прошипел все тот же осторожный заговорщик. – Вы хотите нас погубить?

– К делу, господа, к делу! – вмешался в разговор другой, очень нервный заговорщик. – У нас мало времени, нельзя медлить ни минуты!

– Позвольте огласить план наших решительных действий, герр бургомистр, – третий из заговорщиков вытащил из потайного кармана измятый листок. – Предупреждаю, господа, что все это – строго секретно, и не подлежит оглашению. Помните о страшном грехе предательства, господа, и о возмездии за него; помните об участи Иуды Искариота.

– Бог мой, да кто же может нас предать? – удивился бургомистр. – Кто же может нас предать, когда тут собрались все, кому принадлежит власть в городе? Здесь я, здесь начальник стражи, здесь начальник городского ополчения, здесь начальник тюрьмы, здесь главы всех цехов и почти все члены Городского Совета, здесь старосты церковных общин, здесь смотритель рынка, здесь ректор нашего университета, директора двух наших школ и надзиратель за сиротскими заведениями, – кто же может нас предать?

– Ради бога, говорите тише! – с ужасом воскликнул осторожный заговорщик. – Вы нас погубите!

– Зачитываю план действий, – продолжил заговорщик с листком в руке. – Во-первых, необходимо досрочно распустить Городской Совет под предлогом того что после случившихся беспорядков надо выбрать новых его членов, пользующихся полным доверием граждан. При этом в итогах выборов мы можем не сомневаться: зачинщики бунта казнены, его рядовые участники сидят в тюрьме, народ полностью контролируется нами и занят на работах, за которые мы неплохо платим. Таким образом, момент для проведения выборов самый подходящий. Во-вторых, в ходе избирательной кампании мы должны опорочить наших врагов, напомнив гражданам, что приведший к разрушениям и человеческим жертвам бунт – это прямой результат необдуманных, а может быть, и злонамеренных поступков наших противников. Опорочить наших врагов будет несложно, их идеи, к счастью, не успели еще широко распространиться в городе, сторонников у них немного; к тому же, лидер их партии Жан – француз, и наши добрые немцы (а их у нас большинство) относятся к нему с вполне понятным недоверием.

– Боже мой, и для чего вы приняли на службу француза, герр бургомистр! – схватился за голову нервный заговорщик. – У французов нет основательности и надежности, они слишком легковесны, несерьезны и склонны к авантюрам.

– Но он был хорошим проповедником: с его помощью мы уяснили, на чем должна основываться наша вера, – возразил бургомистр. – Кроме того, герр Жан как юрист способствовал улучшению законодательной базы нашей жизни, что, в свою очередь, привело к росту деловой активности.

– В-третьих, мы обязаны добиться изгнания из города вышеупомянутого Жана и его товарищей. Добившись победы на выборах, мы примем соответствующее постановление, – закончил чтение заговорщик с листком в руке. – Таков, в общих чертах, план наших действий. Поддерживаете ли вы его, герр бургомистр?

– Конечно. Я с вами, господа. Но у меня есть маленькая поправка. По моему мнению, нам не надо принимать постановление об изгнании герра Жана… Прошу меня выслушать, господа! Тише, господа, вы сами призывали к тишине! Напрасно вы считаете, что я испытываю тайную симпатию к этому французу, – вовсе нет, я совершенно с вами согласен, его надо выслать из города. Но зачем принимать специальное постановление об этом? К чему выставлять себя в невыгодном свете? Еще скажут, что мы изгнали его по религиозным соображениям, представят нас, пожалуй, гонителями проповедника истинной веры! Зачем нам это, то есть зачем принимать официальный документ? Я берусь уладить вопрос об отъезде герра Жана без лишнего шума, я сам поговорю с ним и думаю, что сумею его убедить.

– Но тогда к чему наш переворот? – осторожный заговорщик с надеждой посмотрел на своих товарищей.

– О, нет, господа, переворот необходим, здесь вы совершенно правы! – сказал бургомистр. – Он позволит нам укрепить свои позиции. Заручившись поддержкой народа, мы введем те порядки, которые давно собирались ввести в нашем городе. Мы получим такие возможности, о которых и мечтать не смели… А доходы? Я предвижу их бурный рост, господа.

– Да здравствует переворот! – не выдержав, закричал нервный заговорщик.

На него испуганно зашикали, а осторожному заговорщику сделалось плохо, и он в обмороке свалился на пол.

Битва Масленицы и Поста. Художник Питер Брейгель-Старший

* * *

К своему изгнанию Жан отнесся спокойно. На