– Я должен извиниться за свое поведение…

– Извинения приняты, – просипела Ви, с трудом оторвав взгляд от крепкого мужского тела. Так глупо! Словно ей вновь пятнадцать и от одного присутствия Джареда бабочки в животе начинали бунтовать, а предательская краска вспыхивала на щеках.

– Понятия не имею, чем я думал, – раскаивался Миллс, чувствуя, что не высказал всего. – Я не хотел тебя расстраивать и пугать, врываться через окно… Я никогда ничего такого не делал. Это какое-то сумасшествие.

– Ничего, – понимающе кивнула Вивьен. – Я тоже вела себя по-идиотски. Прости.

Облегченно улыбнувшись, Джаред кивнул в ответ, и напряжение между ними рассеялось. Он тут же оживился и вспомнил, чем занимался все утро до пробуждения Вивьен.

– Сара нас все равно убьет, но я постарался восстановить бальзамин, – принялся объясняться он, подходя к подоконнику и показывая Ви результат своих трудов. – Горшок разбился, но я нашел другой в шкафчике. Записку так и не обнаружил, отлетела куда-то, видимо… Корни цветка не повредились, поэтому я собрал землю и…

– Джей, – вдруг перебила Вивьен, заставив его обернуться.

Его рука так и замерла над лепестком бальзамина, дыхание будто остановилось, а зрительный контакт удержать не удалось, когда Вивьен изящным движением стянула с себя футболку. Спутанные после сна медные пряди рассыпались по молочной коже, а пальцы потянулись к тонкому шнурку на пижамных штанах, под которыми – он уверен – не было ничего.

– Пойдем в душ?

За часы прогулки по заснеженному Сиэтлу они говорили обо всем на свете, живя моментом. Это было так ново для обоих, привыкших терзать себя горечью прошлого и неизвестностью будущего.

Рождественская музыка звучала отовсюду, мешаясь с гулом вечернего города, а разноцветные гирлянды мигали за каждой витриной и окнами зданий. Миллса не раздражала праздничная суета, пока он держал ладонь Вивьен в своей, сжимал крепче, подносил к губам, согревая дыханием, когда чувствовал, что она замерзает.

Резко остановившись под козырьком очередного магазинчика, Джаред немного отвел опешившую Ви от безудержной толпы, поставил прямо перед собой и глупо заулыбался.

– Знаю, это банально, но посмотри наверх…

Янтарный взгляд, отражавший мерцающие огоньки гирлянд, устремился к потолку козырька, под которым свисала веточка омелы[15]. Звонко рассмеявшись, Вивьен прильнула к груди Миллса и отвела от его лба спадающие кудри, в которых безнадежно запуталось множество снежинок.

– Все-таки ты очень милый, Джей… – прошептала ему в губы, даря нежный поцелуй.

Джаред не спешил ее отпускать, привлекая к себе ближе и отвечая требовательными прикосновениями. Он стал нуждаться в ней столь остро, что все остальное теряло значение. Открыто выражать чувства посреди улицы, на глазах сотен людей, было так чуждо для него. Он привык быть сдержанным, деликатным. Но что, если чувств слишком много? Настолько много, что в тот миг не существовало больше ничего. Лишь он и Вивьен, сладость ее винных губ, тепло ее сердца, открытого для Джареда и открывшего его собственное.

Вивьен нехотя отстранилась, вытерла пальчиком следы своей помады на мужских губах и улыбнулась:

– Я рада, что тебе получше сегодня. Ты хорошо держишься.

– Я не пил таблетки уже почти сутки. Боюсь, скоро начнутся побочки… – нахмурился Миллс.

– Ты справишься, – уверенно заявила она, обхватив его лицо ладонями. – Сутки – это уже отлично. Я горжусь тобой.

– Все благодаря тебе, Ви.

– Неправда. Не преуменьшай свои заслуги. Это из-за меня ты, вообще-то, принял их в прошлый раз… – Теперь потупила взгляд она, на что Джаред отрицательно замотал головой.

– Я принял их, потому что не смог справиться с собой. Ты здесь ни при чем.

Поцеловав Вивьен в макушку, Миллс заключил ее в крепкие объятия. Не мог позволить ей винить себя в его собственной слабости.

– Не делай так больше, – попросила Ви, опустив голову ему на грудь и сминая пальцами ворот мужского пальто. – Не ищи способа заглушить боль. Легче не станет.

– А что тогда делать? Иногда ее слишком много.

– Перестань закрываться от нее. Позволь себе прожить ее, Джаред. Прими свою боль.

– Как?

Подтаявшие снежинки на пушистых ресницах дрогнули, когда Вивьен подняла неуверенный взгляд. Сначала на него, а затем – куда-то за спину, заставляя Миллса обернуться и тут же ощутить, как грудную клетку будто сжала огромная ледяная рука, не давая вдохнуть.

– Ты говорил, что не мог попрощаться с мамой. И безразличие отца…

– Не думаю, что это хорошая идея, – поспешил отмахнуться Джаред, не переставая настороженно смотреть на противоположную часть улицы.

По ту сторону оживленной дороги возвышалась каменная церковь. Словно нелепо вклеенная в пеструю рождественскую открытку, отчужденно стояла чуть поодаль от всеобщей суеты. Витражи с библейскими сюжетами светились изнутри, говоря о том, что церковь не пустовала, несмотря на неприветливый вид графитовых стен и шпилей, вонзавшихся в мутное ночное небо и терявших острые концы в дымке серых туч.

Заметив замешательство Джареда, Вивьен успокаивающе коснулась его ладони.

– Я не настаиваю, просто подумай. Может, тебе стоит закрыть гештальт[16]. Я буду рядом. Каждую секунду, – предложила она, вспоминая, как он поддерживал в трудные моменты, когда ее сердце терзали тревоги за сестру. – Если захочешь, мы сразу уйдем…

– Хорошо. – Миллс судорожно выдохнул белесое облако в морозный воздух.

Предлагая, Вивьен не особенно рассчитывала, что удастся уговорить Джареда, и тем более не ожидала, что он согласится так быстро. Хмурый взгляд все еще был направлен на мирно стоящую церковь, засыпаемую снегом, и тогда к Миллсу пришло очередное осознание. Вивьен права. Слишком долго он бежал от своей боли, прятался от своих демонов, закрывался от самого себя. Так долго ходил по нескончаемому кругу ментальных самоистязаний, что в итоге это смертельно его вымотало и оставило лишь груду ошметков на месте души.

Джаред верил в Бога, но не в простые чудеса. Он знал: поход в церковь не исцелит раны, но решимость Вивьен вдохновляла. Она больше не хотела оглядываться и тонуть в ошибках прошлого. И Миллс тоже не желал быть таким, как вчера. Слабым, безвольным. Бездумно следовать губительным эмоциям и совершать импульсивные поступки. Он не такой. Он хотел быть лучше. Вместе с Вивьен. Для Вивьен.

Тропинка, ведущая к церкви Святого Иуды[17], успела засыпаться снегом, как и установленный у порога резной рождественский вертеп, служащий скромным традиционным украшением. Сквозь городской шум вечерние посетители могли уловить звуки проходящей внутри праздничной службы. Массивная деревянная дверь с протяжным скрипом впустила вошедших вместе с резким потоком морозного воздуха, но ни один из присутствующих не отвлекся от мессы. На контрасте с суетливым и холодным Сиэтлом Миллсу показалось, что он попал в другое измерение.