того, что я вернусь домой к осени, чтобы успеть совершить поход по высокогорным районам до того, как на Тихоокеанском Северо-Западе выпадут снега, по-прежнему велики.

Прибыв в Пентагон, я встретился с председателем ОКНШ, адмиралом Малленом, который сообщил мне, что выбор министра Гейтса пал на меня. Я поднялся наверх и доложился министру. В своей лаконичной манере он подтвердил, что рекомендует назначить меня на место Дэйва, но окончательное решение остается за президентом Обамой. Я взглянул на фотографию горы Рейнир, которую Гейтс хранил как напоминание о нашем родном штате, и уже догадывался, что не увижу ее еще какое-то время. Когда морского пехотинца просят остаться в бою, у него есть только один ответ. Мне не нужно было размышлять об этом. Я ответил министру Гейтсу, что смогу выполнить эту работу.

Министр отправил меня в Белый дом, где моя встреча с президентом Обамой была похожа на стандартное собеседование. Он задавал вопросы о моих предыдущих командованиях и о моих взглядах на ситуацию на Ближнем Востоке, никак не комментируя мои ответы. Его вдумчивость и сдержанность проявились в полной мере, так что я ушел, не зная, приняли ли меня на работу, или нет. Еще одна четырехзвездная должность меня не привлекала, потому что я не черпал в высшем командовании ту же энергию, что и в заразительном настроении полевых войск, однако напомнил себе, что получил образование на войне, и моя обязанность — быть готовым применить полученные знания.

Через несколько дней президент перезвонил мне. В кратких и приятных выражениях он сообщил, что выбрал меня для назначения на должность командующего СЕНТКОМ, легкомысленно добавив, что доверяет мне в том, что я буду сдержанным — министр Гейтс также упомянул о моей репутации человека, склонного к откровенным высказываниям. Если что-то произносится дважды, то даже до морпеха доходит, о чем идет речь.

Я тщательно готовился к слушаниям по утверждению моей кандидатуры в сенатском комитете по Вооруженным силам: читал разведывательные сводки, беседовал с офицерами, недавно вернувшимися с боевых действий, слушал иностранных послов и обзванивал членов комитета. Я никогда не ходил на слушания без «экзаменационной комиссии», на которой репетировал лаконичные ответы на сложные вопросы. Если вы откровенны и сделали свое домашнее задание, такие слушания не являются интеллектуальным испытанием. Встреча прошла хорошо, и я был единогласно утвержден в должности, взяв на себя ответственность за регион, который породил бóльшую часть несчастий в мире за предыдущее десятилетие.

Это голосование, так сказать, замкнуло круг моей службы на Ближнем Востоке. Впервые я попал в эти воды в звании капитана в 1979 году, когда меня направил туда президент Картер. Теперь, три десятилетия спустя, я разбирался с последствиями того знаменательного года, командуя нашими 250 тысячами военнослужащих в этом регионе.

В течение тридцати восьми лет я руководил и наставлял, будучи тактическим или оперативным командиром, реализующим политику. Теперь моя роль заключалась в том, чтобы развивать политику и поддерживать наших дипломатов, взаимодействуя с политическими лидерами и главами государств и одновременно направляя подчиненных мне военных командиров. Это должно было стать временем борьбы, и не только для наших войск на земле. На моем уровне следующие несколько лет должны были стать борьбой за веру в наши войска и правила ведения боевых действий, по которым мы отправляли наших молодых женщин и мужчин в бой; за веру в наших союзников и друзей, которые поддерживали нас; и за веру в грядущие поколения, которым мы обязаны ответственной стратегией построения лучшего мира, несмотря на существование непримиримых врагов. Это было время, когда я стал свидетелем долга и обмана, мужества и трусости и, в конечном счете, стратегического разочарования.

*****

Зона ответственности Центрального командования охватывала двадцать стран, простиравшихся от Египта до Аравийского полуострова, через Левант, Ирак и Иран, на восток до Афганистана и Пакистана, а затем на север до бывших советских республик Средней Азии — регион, который очень точно прозвали «дугой кризиса». Во время Первой мировой войны распалась Османская империя, и на смену ей во многих арабских странах пришел европейский колониализм. После Второй мировой войны европейские колонизаторы ушли, возникло государство Израиль, и к власти пришли коренные арабские лидеры. Некоторые государства обладали огромными нефтяными богатствами, другие обеднели. Благодаря коммуникационных технологиям и нефтедолларам, в 1990-е годы в регионе, ранее изолированном от внешнего мира, получили распространение воинствующие течения ислама. В сочетании с повсеместным отсутствием реакции со стороны государственных органов управления ситуация представляла собой пороховую бочку.

Под командованием СЕНТКОМа американские войска и авиация были развернуты по всему региону; в море, от Суэцкого и Красного морей до северной части Аравийского моря и Персидского залива, находились корабли. И в Ираке, и в Афганистане коалиционными силами командовал американские четырехзвездные генерал. Наъодясь на одну ступеньку выше них, я должен был руководить и интегрировать всю военную деятельность США на всем Ближнем Востоке и в Центральной Азии.

В Центральном командовании мне предстояло вырабатывать и наполнять смыслом стратегии для реализации политики президента, обеспечивая при этом оперативное выполнение задач полевыми командирами. Готовясь к слушаниям в Сенате, я написал лаконичные ответы на предполагаемые вопросы. Дисциплина письма всегда побуждала меня быть более точным, иногда даже приводя к выводам, отличным от тех, которых я придерживался изначально. Меня стало мучить беспокойство: я обнаружил, что пытаюсь определить конечные политические цели и стратегии, которые связывают наши военные действия с этими конечными целями. В глубине моего сознания звенела поговорка «Если вы не знаете, куда идёте, то в это место вас приведет любая дорога». То, что я наблюдал в Багдаде и Фаллудже, научило меня остерегаться опасностей, порождаемых отсутствием стратегического мышления. Основываясь как на опыте, так и на исследованиях, я не мог определить устойчивое вѝдение наших дипломатических и военных усилий на Ближнем Востоке. В некоторых случаях я видел, чего не хотят наши политики — мы не хотим, чтобы Израиль подвергся нападению, не хотим, чтобы Иран получил ядерное оружие или захватил Ормузский пролив, и так далее, — но я не мог найти интегрированного конечного состояния, которого мы пытаемся достичь: как это будет выглядеть, когда мы закончим?

Я снова обратился за советом как к людям как в правительстве, так и за его пределами. Доктор Киссинджер, в частности, настаивал на том, чтобы прежде, чем погружаться в военные детали или принимать решения о правильном применении нашей военной мощи, я сосредоточился на внешнеполитических горизонтах. Я также понимал, что многие споры не поддаются разрешению в четкой форме или в ожидаемые сроки. Некоторые кризисы можно разрешить, другими же можно только