– Все отлично, у вас прекрасно получается, – подбодрил его диспетчер, который не закрывал канал связи, потому что у поврежденного корабля закрытый канал мог и не открыться снова.

– Я сбросился почти в ноль. Куда мне теперь?

– А вон на борту дока стрелка – она указывает на нижнюю часть лифта. Под нее и становитесь.

– А у вас есть подходящий штуцер под герметичное соединение моей машинки?

– Там универсальный штуцер, ведь у нас чинят самые разные суда.

– Вы меня успокоили, – сказал майор. Легкий мандраж, который он испытывал, подходя к станции, начал отступать. И по мере приближения перехватчика к корпусу дока становилось понятно, насколько док огромен, а его стены, издали выглядевшие белоснежными, вблизи оказались сильно побитыми космической пылью и метеоритной крошкой. Но крупных отметин не было, значит, противометеоритная защита работала четко.

С третьего раза, вручную управляя импульсной рулежкой, майор наконец поставил аппарат под «лифт» – круглое, похожее на трубу устройство. Затем он ощутил, как его машину взял под контроль гравитационный замок лифта и медленно потащил вверх, навстречу опускавшемуся штуцеру.

Загорскому из его «фонаря» было видно, как мягкие коннекторы вошли в пазы на корпусе перехватчика. Спустя секунд двадцать над «фонарем» появился свет, и спустившийся по лесенке работник в шлеме и легком комбинезоне проверил тестером безопасность, после чего поднял забрало и показал большой палец.

Можно было поднимать колпак.

Когда Загорского, поддерживая под руки, подняли по лесенке, он встал на пол с полноценной гравитацией и почувствовал в ногах дрожь.

Он и не думал, что столь короткое путешествие так его ослабит.

– Я доктор Зиберт, – сказал подошедший стриженный налысо канзас. – Давайте пройдем в камеру биоочистки. Водяной душ я вам не обещаю, однако у нас прекрасная установка сухой обработки.

– Идемте, доктор, только вы меня тормошите, если что. Я сейчас какой-то вялый.

– Судя по состоянию вашего корабля, это неудивительно.

Пройдя по служебным коридорам метров тридцать, майор оказался в небольшом боксе, похожем на камеру санобработки.

– Раздевайтесь, одежду складывайте вот сюда, – сказал доктор, кивнув на открытую дверцу какой-то камеры.

Майор выполнил все приказы врача, после чего зашел в кабину, и на него тотчас полился поток… сухого вещества, состоявшего из частиц высокой плотности.

Поток разбивался о голову и плечи Загорского, он вспенивался от специального шампуня и прекрасно освежал, но после того, как майор коснулся панели регулировки, поток начал спадать, пока не прекратился совсем. Последние его капли скатились в слив.

Майор вышел из кабины, ощущая чистоту и свежесть, однако полотенце ему не понадобилось.

– Хорошая штука! – заметил он доктору.

– А у вас разве не так?

– У нас на базе тупо используют водозаменитель. После него такое ощущение, будто наелся резины.

– Это потому, что его частицы, попадая в носоглотку, разлагаются на четыре компонента, два из которых почти яд. У нас же попавшие внутрь тела частицы разлагаются на водород, кислород и чистейшую зяму.

– «Чистейшую зяму»? Что это такое? – удивился майор.

– Зяма – это название для турбовещества, то есть вещества, сложенного из нескольких нестабильных молекул, атомы которых вместо электронов имеют на орбитах «зям-спины».

Судя по тому, как взволнованно врач рассказывал о «зям-спинах», физика ему нравилась больше медицины.

Очнувшись наконец и вспомнив, что он врач, доктор повел Загорского в свой бокс, где провел полное обследование и даже заставил проглотить капсулу с биокамерой, которая двигалась внутри Загорского, передавая на монитор доктора удивительные виды, которые самого майора не радовали.

Спустя четверть часа камера, как и положено, растворилась, не оставив следа, однако доктор, внимательно пересмотрев материалы, сказал неопределенное:

– Ага.

И отправил майора в ведомство кока Параскевича, который баловался запрещенными продуктами, выращивая их в лабораторной теплице. Кок показывал полученные продукты каждому гостю, не боясь в будущем судебного преследования.

– А что они мне сделают? Я на станции, а здесь нет никаких законов, кроме приказов министерства обороны, – говорил он.

После экскурсии по дорогим ему местам на станции он накормил гостя, и майор отметил талант кока, попросив добавки двух блюд.

Как оказалось, Параскевич готовил только для руководства станции, а остальной персонал обходился местным общепитом.

Лишь после всей этой кулинарной шоу-программы Загорский таки попал на аудиенцию к главному механику.

Им оказался немолодой гоберли, седой, с проницательным взглядом. Он много повидал на своем веку, и только ему, по мнению майора Загорского, было понятно, что испытал их гость.

– Помочь тебе, камрад, я никак не могу, – честно признался механик, посасывая какую-то наркотическую жвачку.

– Почему?

– Мы заточены под гражданские суда. Там другие стандарты, более мягкие требования.

– Понимаю.

– Но мне, если честно, приятно с тобой даже пообщаться. Сам я дважды пытался вербоваться в армию, но не взяли.

– По здоровью?

– Не помню уже. Но я пошел по гражданскому направлению. Вот и дослужился до главного механика.

– Полковничья должность?

– Полковничья. Только я не мастер носить серебряные орлы, мне нравится держать нос перепачканным машинной смазкой. Да и главмехом называться не хочется. Мне больше подходит «стармех». Это вроде как старший товарищ, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул майор. – И, прошу прощения, как ваше имя?

– А зачем тебе имя?

– Но надо же мне как-то к вам обращаться.

– Господин главный механик. Это просто.

– Но у вас же есть имя, – заметил Загорский, которому показалось, что они с главмехом могли бы стать друзьями.

У него уже было несколько таких друзей, которых он видел всего единожды.

– Видишь ли, парень… – главный механик сменил позу в потертом кресле и, стянув ботинок, почесал ступню в красном носке. – Видишь ли, парень, у нас здесь не принято по имени. Лучше по номеру. Вот к тебе хоть раз обращались по имени, пока вели переговоры о спасении?

Майор задумался, вспоминая фразы, произнесенные чудесным девичьим голосом. Первое, что она должна была сделать, – представиться сама, а потом спросить звание, имя, фамилию.

Но ничего не было.

Осознав это, майор Загорский даже испытал некоторое разочарование.