— Хотя, — размышлял брат Грегори, — не могу понять, зачемему понадобилось рисковать и навлекать на себя такие неприятности.

— Он вопил про какой-то заговор, — вымолвила Дженнисдавленным шепотом. — Откуда вам столько известно о нас, обо всем, чтослучилось?

— Новости о знаменитостях часто летят от замка к замку споразительной быстротой. Мой долг и привилегия как брата во Святом Доминике —обходить народ Божий… пешком, на собственных ногах, — кисло подчеркнул он. —Хотя я провожу время среди бедняков, бедняки живут в деревнях. А где деревня,там замок; новости перекочевывают из господских дворцов в хижины нищих,особенно если эти новости касаются человека-легенды, такого, как Волк.

— Стало быть, позор мой всем известен, — сдавленнопроговорила Дженни.

— Не секрет, — согласился он. — Но, по-моему, это не вашпозор. Вы не должны винить себя за… — Брат Грегори заметил ее жалобный взгляд имгновенно преисполнился раскаяния. — Дорогое дитя, извините меня. Вместо тогочтобы говорить о прощении и примирении, я веду речь о стыде и позоре, причиняявам боль.

— Вам нет надобности извиняться, — дрожащим голосом молвилаДженни. — В конце концов вы тоже захвачены этим… этим чудовищем, вытащены измонастыря, как я была вытащена из постели, и…

— Ну-ну, — утешил он, чувствуя, что она находится на гранимежду истерикой и обмороком. — Я бы не утверждал, что захвачен. Собственноговоря, нет. Лучше сказать, я был приглашен ехать вместе с самым огромныммужчиной, какого когда-либо видел, на поясе у которого случайно висел боевой топорс рукоятью размером почти со ствол дерева. Так что, когда он любезно громыхнул:«Пошли. Вреда не будет», — я без промедления принял его приглашение.

— Я и его тоже ненавижу! — тихо вскрикнула Дженни, следя,как Арик выходит из леса, неся двух увесистых кроликов, обезглавленных ударамитопора.

— В самом деле? — с недоумением и любопытствомпоинтересовался брат Грегори. — Нелегко ненавидеть человека, который неразговаривает. Он всегда так скуп на слова?

— Да! — мстительно подтвердила Дженни. — Ему… емуд-достаточно, — усиленно сдерживаемые слезы мешали ей говорить, — посмотреть нав-вас этими замороженными голубыми глазами, и в-вы уже знаете, чего он от васхочет, и д-делаете, потому что он тоже ч-чудовище…

Брат Грегори обнял ее за плечи, и Дженни, больше привыкшая кбедам, чем к состраданию, особенно в последнее время, ткнулась лицом в рукавмонаха.

— Я ненавижу его! — потерянно прокричала она, несмотря напредостерегающее пожатие пальцев брата Грегори. — Я ненавижу его! Ненавижу!

Стараясь взять себя в руки, она отодвинулась, и взор ее упална пару черных сапог, прочно утвердившихся перед нею, поднялся вверх, отмускулистых ног и бедер к торсу и широкой груди, пока наконец не встретился собрамленными длинными ресницами глазами Ройса.

— Я ненавижу вас, — сказала она ему прямо в лицо. Ройсизучал ее в невозмутимом молчании, потом перевел подозрительный взгляд намонаха и саркастически полюбопытствовал:

— Пасете стадо свое, брат? Проповедуете любовь и прощение?

К удивлению Дженни, брат Грегори не обиделся на едкийвопрос, а сконфузился.

— Боюсь, — горестно признался он, с опаскою неуверенноподнимаясь на ноги, — я тут столь же неопытен, как в верховой езде. Видите ли,леди Дженнифер — одна из первых моих овечек. Я лишь недавно тружусь дляГоспода.

— Да и не очень-то преуспеваете, — бесстрастно заключилРойс. — Разве цель ваша — в подстрекательстве, а не в утешении? Разве так вынабьете кошелек и разжиреете на благодарности своих господ? Если дело впоследнем, вам лучше бы посоветовать моей жене угодить мне, а не поощрять ееслова о ненависти.

В этот миг Дженни пожертвовала бы жизнью за то, чтобы рядомс ней стоял не брат Грегори, а брат Бенедикт, ибо с удовольствием посмотрелабы, как Ройс Уэстморленд выслушивает громоподобную отповедь, которою братБенедикт заклеймит наглого герцога. Но она снова ошиблась в молодом монахе.Хоть он и не кинулся в словесную атаку на Черного Волка, однако не отступил ине дрогнул перед бесстрашным противником:

— Как я догадываюсь, вы не высоко ставите тех, кто носитодинаковые со мною одежды. — Вообще ни во что, — отрезал Ройс. Дженни с тоскойпредставила на полянке брата Бенедикта с налитыми гневом глазами,возвышающегося перед Рейсом Уэстморлендом, словно ангел смерти. Увы, братГрегори выглядел просто заинтересованным и слегка озадаченным.

— Понятно, — вежливо сказал он. — Могу я спросить, почему?

Ройс Уэстморленд глянул на него с ядовитым презрением:

— Я не выношу лицемерие, особенно когда оно прикрываетсясвятостью.

— Могу я попросить вас привести конкретный пример?

— Толстые попы, — отвечал Ройс, — с толстыми кошельками,читающие голодным крестьянам нотации о греховности чревоугодия и преимуществахнищеты. — Повернувшись кругом, он прошагал к костру, где Арик наимпровизированном вертеле жарил кроликов.

— О Боже милостивый! — шепнула Дженни через минуту, несоображая, что начинает бояться за бессмертную душу того самого человека,которому только что желала погибели. — Должно быть, он еретик!

Брат Грегори бросил на нее странный задумчивый взгляд.

— Ежели так, то весьма благородный. — Оглянувшись, онпристально посмотрел на Черного Волка, развалившегося у огня рядом с охраняющимего гигантом, и тихо проговорил тем же задумчивым и почти радостным тоном:

— По-моему, весьма благородный.

На протяжении всего следующего дня Дженни стоически терпелакаменное молчание своего супруга, в то время как в голове у нее лихорадочновертелись вопросы, ответить на которые мог только он, и наконец к полуночи,придя в тупое отчаяние, не вытерпела и заговорила сама:

— Сколько продлится это нескончаемое путешествие в Клеймор,если, конечно, предположить, что путь наш нацелен именно туда?

— Дня три, в зависимости от грязных дорог. Семь слов. Все,что он произнес за несколько дней! «Неудивительно, что они с Ариком такединодушны!»— в неистовстве подумала Дженни, принесла в душе клятву больше недоставлять ему удовольствия, вновь заводя разговоры, и вместо тогососредоточилась на мыслях о Бренне, гадая, как та поживает в Меррике.

Через два дня она снова не удержалась, зная, что Клеймордолжен быть уже близко, и переживая нараставшие с каждой минутой страхи передтем, что ее там ожидает. Три коня, выстроившись в ряд, трусили шагом посельским тропкам. В центре и чуть впереди ехал Арик. Она подумывала, не побеседоватьли с братом Грегори, но голова его была слегка опущена, и это могло означать,что монах молится, каковому занятию он предавался большую часть пути. Страстножелая поговорить хоть о чем-нибудь, отвлекшись от мыслей о будущем, онаоглянулась через плечо на восседающего позади нее мужчину и спросила: