— Хватит, Дженнифер. Довольно.

Другая рука обхватила за пояс, потянула назад. Прижатая кего телу, ощущая ласкающую ладонь на груди, чувствуя, как ее окутывает вновьисходящая от него сила, Дженни беспомощно угнездилась в неожиданном уютеубежища, предложенного им в тот момент, когда перед нею маячило ужасное своейнеизвестностью и жестокостью будущее.

Оцепенев, она чуть расслабилась, прижимаясь к нему, в тот жемиг рука его напряглась, стискивая ее крепче, другая, поглаживавшая одну грудь,поползла в сторону и мягко накрыла вторую. Небритый подбородок легонько потерсяо висок, Ройс повернул голову, приложил теплые губы к щеке, ладонь егомедленно, нежно, безостановочно скользила по грудям, рука, обнимавшая талию,плотно удерживала Дженни. Стоя перед будущим, где не было ничего, кроме бед истраха, она закрыла глаза, стараясь сдержать опасения, и отдалась мимолетнойсладости момента, дурманящему ощущению вновь обретенной безопасности подприкрытием его тела, под защитой его силы.

Уверяя себя, что всего-навсего утешает и отвлекает перепуганноедитя от горестей, Ройс раздвинул тяжелые волосы на затылке, поцеловал макушку,легонько провел губами по шее вверх к ушку, пощекотав там носом, прежде чемприжаться к молочной коже щеки. Не сознавая, что делает, он поднял руку выше,коснулся теплой плоти в вырезе лифа, просунул руку за корсаж, охватив манящуюгрудь. Это была ошибка — из чувства протеста или от удивления Дженни заерзала вобъятиях, и от прикосновения ее ягодиц к чреслам в нем вспыхнуло то самоежелание, с которым он боролся три долгих дня… три бесконечных дня, когдачувствовал между ног ее бедра, когда груди ее соблазнительно колыхались передглазами и до них можно было дотянуться рукой. Подавляемая в течение трех днейстрасть высвободилась, поднялась, диким огнем разлилась в венах, едва ли неполностью помутив рассудок.

С почти болезненным волевым усилием Ройс вытащил ладоньиз-за корсажа, отнял губы от щеки. Но в тот же миг рука его, словно руководимаясобственной волей, поднялась к ее лицу. Ухватив пальцами подбородок, онповернул к себе это лицо, приподнял, заглянул сверху вниз в самые синие в миреглаза — глаза ребенка, наполненные смятением и смущением, — а мозг его всепрокручивал снова и снова смысл ее слов, терзавших не желавшую больше молчатьсовесть.

«Я оказалась на пути вашего мародера-брата, прогуливаясь нахолме… и за преступление это заслуживаю своей судьбы… Вы сгубили мою репутацию.Вы заставили меня лечь с вами, а потом опозорили в глазах двух стран. Меня надобы утопить и четвертовать… За что? За то, что я оказалась на пути вашегомародера-брата. Вот за что… за одно только это».

Не задумываясь о своих действиях, Ройс нежно приложил пальцык гладкой щеке, зная, что собирается поцеловать ее, не уверенный больше, чтоимеет какое-то право бранить ее.

Жирный перепел вылетел из чащи, метнувшись через дорогуперед лошадьми. Кусты вдоль дороги раздвинулись, высунулась круглая веснушчатаямальчишеская физиономия, медленно обшаривающая глазами заросли справа в поискахперепела, которого паренек незаконно преследовал в лесах Клеймора. Озадаченныйвзгляд, повторяя путь птицы, теперь медленно перемещался влево… вдоль тропы…прямо перед собой… потом на несколько футов дальше… Взгляд карих глазвстревоженно приковали сильные ноги огромного вороного боевого коня совсемрядом слева. С заколотившимся от страха быть пойманным за браконьерство сердцемТом Торнтон нерешительно перевел взор вверх от лошадиных ног к широкой атласнойгруди скакуна, изо всех сил молясь, чтобы, посмотрев в лицо всадника, невстретиться с ледяными глазами бейлифа замка; но нет, у этого седока былизолотые шпоры — свидетельство, удостоверяющее его рыцарское звание. Соблегчением Том также отметил, что ноги мужчины весьма длинные и мускулистые, ане жирные, как у бейлифа. Испустив долгий удовлетворенный вздох, Том глянулвыше и чуть не завопил с перепугу, наткнувшись на щит, висевший возле ногивсадника, на щит, украшенный устрашающим изображением оскалившегося черноговолка с обнаженными белыми клыками.

Бросившись бежать. Том сделал шаг, потом умерил прыть и осторожненькоповернул назад. Говорят, будто рыцари Черного Волка прибывают в Клеймор и будтосам Волк собирается поселиться в тамошнем большом замке, вспомнил вдруг он. Аежели так, рыцарь на коне вполне может быть… может на самом деле быть…

С трясущимися от страха и волнения руками. Том забрался вкусты и замер в нерешительности, пытаясь припомнить все слышанные им описанияВолка. Легенда гласила, что скачет он на огромном коне, черном как смертныйгрех, а сам Волк так высок, что людям, желающим видеть его лицо, приходитсязапрокидывать голову. Боевой скакун на дороге был решительно черен, и у егоседока были длиннющие, мощные ноги очень высокого человека. Говорят также,лихорадочно припоминал Том, что на лице, возле рта. Волк носит шрам в формебуквы «С», оставленный волком, которого он убил голыми руками, когда былвсего-навсего мальчишкой лет восьми от роду и зверь набросился на него.

Вдохновляясь при мысли о зависти, которую вызовет, будучипервым, воочию увидавшим Волка, Том раздвинул кусты, высунулся и уставилсяпрямо в темное лицо мужчины. Там, под щетиной, в углу рта… был шрам! В формебуквы «С»! Сердце бешено билось, пока он разглядывал отметину, и, вспомнив тутже еще кое-что. Том оторвал глаза от лица Волка. Жадно оглядываясь вверх и внизпо дороге, он с надеждой разыскивал светловолосого великана по имени Арик,великана, который, по слухам, охранял день и ночь своего господина и носилтопор с рукоятью толщиною в ствол дерева.

Не сумев разглядеть великана, Том быстро взглянул назад,чтобы попристальней рассмотреть знаменитого человека, и на сей раз охватил всюоткрывшуюся перед ним картину, заставившую его потрясение и недоверчиворазинуть рот. Черный Волк, жесточайший воин во всей Англии да и во всем мире,сидел на могучем своем боевом скакуне со свернувшейся в его объятиях девушкой,держа ее нежно, точно младенца!

Погруженный в раздумья, Ройс не обратил внимания на легкиезвуки, донесшиеся сбоку, когда кусты сомкнулись и что-то шмыгнуло понаправлению к деревне. Он созерцал упрямую, мятежную девочку-женщину, котораябыла теперь его женой. Была она, кроме того, интриганкой и лгуньей, но он нехотел сейчас думать об этом. Не сейчас, когда голова занята более приятнымимыслями… о поцелуе, которым он готов ее наградить. Глаза ее почти закрылись,длинные вьющиеся пряди волос раскинулись красновато-коричневым веером,отбрасывая тени на гладкие щеки. Взгляд упал на ее губы, мягкие, розовые,призывающие к поцелую. Щедрые, соблазнительные губы. Расслабившись вполудремоте, лежащая у него на груди Дженни почти не почувствовала, как пальцыего крепче смыкаются на подбородке.

— Дженнифер…

Уловив в голосе странную хриплую нотку, она раскрыла глаза иобнаружила, что глядит в затуманившиеся серые очи, а идеально очерченные губысклоняются прямо над ней. И тут ее словно ударило осознание того, до чего дошлодело при ее попустительстве и до чего дойдет, если она не остановит. Онатряхнула головой, пытаясь ткнуть локтем в ребра и высвободиться, но рука егопроворно перехватила ее.