– И что будет делать? – с интересом спросилКамень.

– Увидим, – загадочно хмыкнул Змей.

– Да не темни ты! Ты же смотрел? Признавайся, смотрел?

– Вперед я не заглядывал, чтобы тебе удовольствие непортить, но в прошлом покопался маленько, просто ради любопытства, чтобыпроверить собственную теорию.

– Проверил?

– Проверил. Помнишь, в дачной компании была девочкаТаня, белокурая такая, на скрипке играла и про черную старуху рассказывала?

– Помню.

– Так вот, играла девочка Таня на своей скрипке, игралаи доигралась до аспирантуры при консерватории. Папа у нее был при должности, ноон умер, когда Тане было семнадцать лет. Она, конечно, девочка талантливая итрудолюбивая, но не до такой степени, чтобы свободно конкурировать с теми, укого есть связи. Уж не знаю, помнишь ты или нет, может, тебе наш оперенныйкорреспондент рассказывал, что в СССР в то время главным словом было слово«блат», без блата ничего не получалось, ни колбасы хорошей купить, ни хорошуюработу получить. Заканчивает наша Таня аспирантуру, и предлагают ей место всимфоническом оркестре оперного театра где-то на Севере, не то в Красноярске,не то в Ханты-Мансийске. Она, естественно, ехать не хочет, у нее в Москве мамаодна остается, а мама после смерти папы стала сильно болеть, и на Север ехатьей никак нельзя – здоровье не позволяет, и одну оставлять страшно. Кинуласьнаша Таня к Аэлле за помощью, Аэлла тогда еще только-только начинала своюкарьеру, собственных связей у нее почти не было, так она к матери обратилась, кАсклепиаде. Та позвонила кому-то, поговорила, и взяли Таню не куда-нибудь, а воркестр Московского театра оперетты. Уже хорошо, согласись. Тут в аккурат уАэллы случилась одна из первых суперудачных пациенток, которой она с помощьюматушкиных консультаций подбородок починила, и у этой пациентки муж оказалсячиновником из Министерства культуры, членом комиссии, которая отбирала молодыхмузыкантов для участия в международном конкурсе скрипачей. Аэлла подсуетилась,и девушку Таню отобрали на конкурс. Как ехать? В чем ехать? В чем выступать? Ниодного приличного наряда у Тани нет, обувь кошмарная, сумка доисторическая.Догадываешься, кто ее собирал и одевал для поездки за рубеж?

– Догадываюсь, – вздохнул Камень.

– И поехала наша Таня демонстрировать свои музыкальныеспособности. И завоевала она там второе место. Вернулась в Москву, ее сразу жев ансамбль скрипачей Большого театра пригласили. А что Аэлла сделала?

– Не знаю. А что она сделала?

– А ничего она не сделала, – с нескрываемымторжеством объявил Змей. – Ни-че-го. Даже не позвонила Тане и непоздравила ее с победой. Аэлла вообще перестала ей звонить и как-либоинтересоваться ее жизнью. Таня, конечно, сама звонила еще некоторое время, ноАэлла либо просила сказать, что ее нет дома, либо говорила, что в данный моменточень занята, и обещала перезвонить, но не перезванивала. Таня начала еераздражать своей успешностью. Потом Таня собралась замуж за певца, баритона изМузыкального театра, пригласила Аэллу на свадьбу – та не пришла, причем безвсяких объяснений. А потом знаешь, что произошло? Аэлла у кого-то в гостяхпознакомилась с журналистом, который писал о театре. Журналист был ушлый, любилсобирать всяческие сплетни и знал, что жену баритона из Музыкального театраТатьяну в свое время опекала Аэлла Александриди. Вот подкатывается он к Аэлле иговорит, мол, в Музыкальном театре намедни премьера состоялась, мне о нейнаписать надобно, там одну из главных партий исполняет… – и называетфамилию Татьяниного мужа. Я знаю, что вы с этой семьей знакомы и ее успехи вамнебезразличны, так что вы не волнуйтесь, я про этого баритона хорошо напишу, ауж вы не забудьте о моей любезности. А Аэлла ему в ответ: «Я к этой семье неимею никакого отношения, и вы можете с чистой совестью писать все, что думаете.Если баритон вам не понравился – так и напишите, не стесняйтесь. Мое хорошееотношение к вам от этого хуже не станет». Ну, журналист тут же почуял, чемпахнет, и хитренько так спрашивает: «Хуже не станет, а лучше?» Аэлла, не будьдура, тоже все поняла и отвечает: «Очень может быть». И через два дня в газете«Советская культура» вышла критическая статья про премьеру, в которойТатьяниного мужа просто с грязью смешали. Вот такая история.

– Жуть какая, – произнес Камень голосом, полнымотвращения. – Неужели Аэлла на такое способна?

– Своими глазами видел, – заверил его Змей. –Так что рядом с ней безопаснее оставаться убогим и несчастным, тогда она хотябы не навредит. Слушай, я чего хотел спросить-то: помнишь, Родиславуприятель-оперативник говорил, что в Новый год по телевизору какое-то оченьхорошее кино будут показывать?

– Ну, – подтвердил Камень.

– Как оно называлось?

– «Ирония судьбы» и что-то еще про мытье в ванной, язапамятовал.

– И что, действительно хорошее кино?

– Да я не знаю, Ворон не рассказывал. Наверное, сам невидел.

– Ох, этот наш романтический колибри! – воскликнулЗмей. – Всякую чушь у них там по телевизору смотрит, а новое кинопропустил! Как ты думаешь, долго он будет питаться и спать?

– Думаю, порядочно, он же сколько дней уже без сна иотдыха, притомился, бедняга.

– Тогда я, пожалуй, сползаю кино посмотрю, очень мнелюбопытно. Когда, говоришь, его показывали?

– Вроде первого января, если я не путаю. Может,второго.

– Ладно, первое и второе рядышком, разберусь. Еслиинтересное кино – перескажу тебе.

– Спасибо. А я, наверное, тоже подремлю пока.

Камень простился с другом и погрузился в думы, которыебыстро перешли в глубокий крепкий сон.

* * *

Это утро в семье Головиных началось со скандала. Тамаранадела новый наряд, который сшила по ее рисункам знакомая портниха. Нарядполучился изысканным и элегантным, не похожим ни на одно изделие, висящее вмосковских универмагах. Наряду с чувством стиля Тамара обладала живымвоображением и ничем не ограниченной фантазией истинного художника, чтопозволяло ей придумывать для себя удивительные по своей необычности и оченьидущие ей туалеты. Бабушка Анна Серафимовна в свое время научила обеих внучекшить, но за такой сложный крой, который придумывала Тамара, брались толькоопытные мастерицы.

– Это что? – с нескрываемым подозрением спросилНиколай Дмитриевич. – Опять новое платье? Где взяла?

– У портнихи сшила.

– В ателье?

Можно было бы соврать, чтобы избежать лишних разговоров, ноне такова была Тамара Головина. Глядя прямо отцу в глаза, она сказала правду:

– На дому. А какая тебе разница?

– Какая разница? – Судя по голосу, НиколайДмитриевич начал медленно закипать. – Какая разница?! А эта твоя портнихаплатит налоги за то, что шьет на дому? Она вообще фининспектора когда-нибудь вглаза видела?