Бригада наша, состоявшая из четырех человек, заняла одну издавненько пустовавших избушек. И однажды мы все четверо отправилисьзаготавливать дрова для кухни. Срубили дюжину берез, напилили на чурбаки,покидали чурбаки в машину и с чувством исполненного долга вернулись в деревню.Плотно пообедали после трудов праведных… и выпили, ага. Поллитра водки начетверых. То есть – по сто двадцать пять грамм. По полстакана на человека.Всего-то… И легли подремать после лесоповала, сытного мясного обеда и чарочки.Время было – меж тремя и четырьмя пополудни, погода прекрасная, солнечно, ясныйдень. Чтобы не беспокоили нас, приуставших, сотоварищи по отряду, дверь изнутризаложили на большой железный крючок.

Я не спал и не бодрствовал – так, подремывал. И в некоторыймомент это началось.

Сначала кто-то явственно и шумно ходил в сенях. Потом крючок(державший дверь прочно и качественно), судя по звуку, слетел. Будто дверь сизрядной силой дернули. Лень было вставать, и открывать глаза тоже лень, такчто я лежал себе, благо беспокоиться не было ни малейших причин: деревенька,никаких тебе беглых разбойников и зверей, белый день вокруг…

Выглядело это так…

Нет, «выглядело» – слово неудачное. Я же не открывалглаз. Обстояло – так вернее. Судя по звукам, обстояло все так: какой-то мужикбродил по небольшой единственной комнатке, тяжело ступая, брюзгливо ворча: мол,набезобразили, все вверх дном перевернули, ходят тут всякие, носит их нелегкая…Самое интересное – я не мог разобрать ни единого членораздельного слова,но отчего-то совершенно точно знал, что смысл бормотанья именно таков, каким яего описал. До сих пор не могу объяснить, почему и откуда я это знал – знал, иточка. Ни слова не разбирал, но смысл понимал. Вяло констатировал в полудреме,что это, должно быть, хозяин избушки, мужичок с ноготок лет пятидесяти, этакийполуидиот с детским безбородым личиком. У него было две избушки, в одной самобитал, а эту, пустующую, сдал нашей бригаде. Помню прекрасно, что я тогдачуточку удивился: чего он, собственно, придурок, разворчался? Никакогобеспорядка мы ему не устраивали. Неоткуда взяться беспорядку – когда мыприехали, изба была совершенно пустая. Мы, наоборот, сколотили столик и нары…

Потом показалось, что он не один. Что с ним вместе ходит ещеи женщина, тоже ворчит, женским сварливым голоском…

А потом – подбросило.

В буквальном смысле. Взметнулся я на нарах, словно уколотыйшилом в известную часть организма. Этот толчок, этот импульс, этот рывок я досих пор не в состоянии описать внятно: не страх, не тревога, не злоба намешавшего дремать идиота… Черт его знает… Просто – подбросило. Что-то вдруг подбросилона нарах, что-то заставило выхватить нож (ножны были на поясе), что-то потянулопрямиком к печке. И тут же раздалось рядом:

– МУЖИК ЗА ПЕЧКОЙ!

Это, оказалось, остальные трое соскочили с нар прямо-такисинхронно – и мы вчетвером окружили печку. Как во сне. Как в наваждении.Почему-то все четверо, не сговариваясь, поступили одинаково – окружили печку.Продолжалось это наваждение совсем недолго. Все разом словно бы опамятовались,осознавая себя посреди совершеннейшей реальности. Не было никого в избе, кроменас четверых. Мало того: дверь была закрыта, как мы ее и закрывали, крючокпрочно сидел в петле, как мы его и накинули…

Впечатлениями обменялись молниеносно, по горячим следам. Всечетверо пережили одно и то же: слышатся тяжелые шаги в сенях, звонко слетаеткрючок, некий мужик начинает болтаться по избе, бурчать недовольно, слов неудается разобрать, ни единого словечка, но смысл бурчанья отчего-то кристальноясен: ходят тут всякие, носит тут всяких, заявились, набезобразили… и словно быженщина с ним, реплики подает время от времени… Потом – тот самый толчок,опять-таки одновременно, синхронно поднявший всех четверых и заставивший ловить«мужика за печкой»…

Вот такая история. Алкоголь в качестве вызвавшего ее фактораотметаем моментально: ну что такое поллитра водки на четверых взрослых людей, ктому же перед принятием стопарика пообедавших обильно и сытно?

И потом, никто и никогда не слыхивал о групповых алкогольныхгаллюцинациях. Даже если предположить, что мы до этого дня с месяц пили запоем– одинаковых «глюков» в таких случаях даже у двух людей не бывает, не то что учетверых. Алкогольные галлюцинации – вещь сугубо индивидуальная. Мы ведь,повторяю, выпили по полстакана, а до того месяца полтора в рот не брали…

Водка тут ни при чем. Нас было четверо, и пережитые намиэмоции, ощущения, впечатления походили друг на друга, как горошины из одногостручка.

Мы прожили в этой избушке еще месяц и более ничего странногоне наблюдали ни в ней, ни вообще в деревне. Вот разве что…

Понимаете, бывают хорошие места, нормальные, а бывают – плохие.Не могу объяснить разницу во вразумительных формулировках, скажу одно: полагаю,любой человек с опытом работы в тайге, вообще в глухомани, поймет, о чем я.В тех местах, что описаны в двух предшествующих былях, несмотря навышепомянутые странности, отчего-то было тем не менее хорошо. Хорошие былиместа, спокойные. Вот там-то, оказавшись в тайге в полном одиночестве, я себячувствовал, как и другие, прекрасно. Браво отмахивал немаленькие концы, неощущая ни малейшего дискомфорта, ни малейшего душевного неудобства. Был словнобы как дома – в глухих местах, на медвежьей территории (а в ином случае – нарысьей), в краях, где разъезжают невидимые машины и неизвестно куда деваютсядряхлые бабки.

А вот в той деревушке, где к нам приходили в гости… Что-тотам было определенно неладно. Из озера вытекала речушка, и в том месте мынесколько раз ставили верши на карасей. Всякий раз, отправившись в одиночку ихпроверять, я чувствовал себя… как-то неуютно, что ли. А это было не просто странно– предельно странно: никаких дремучих лесов, голая степь, всего-то метров навосемьсот отойти от деревни, зайти в редкий кустарник… Ни единого зверя надесятки километров, и уж тем более никаких лихих людей. А вот поди ж ты: не посебе, и точка. И беспричинно подмывало оглянуться, и неуютно было как-тодаже в ясный солнечный день, и на душе как-то муторновато. Плохое было место,вот что. Говорили, там и в гражданскую, и после гонялись друг за другомкрасные, белые, зеленые и вовсе уж непонятно кто, говорили, что в окрестностяхв те времена валялось немало оставшихся без погребения убиенных. Говорили еще,что в тех местах зверствовал Аркадий Гайдар – но это отдельная тема, к которойя еще когда-нибудь вернусь. Честное слово, есть интересные материалы, не вполнеукладывающиеся в стройную картину марксистско-ленинского мировоззрения.Как-нибудь в следующий раз. Когда время к полуночи, не особенно хочетсявспоминать все, что рассказывали давным-давно иные старики о тех годах…А сейчас на часах именно полночь.

«Да, а потом-то? – спохватится, быть может, инойлюбитель доводить все до логического конца. – Что вы, четверо, сделалипотом?»

Отвечаю честно и четко: а – ни хрена. Что тут можно сделать?Даже со своими о происшествии как-то не говорили, не тянуло…