– У нас с тобой главное узнать, чем закончит Изотыч свой рассказ, – побеспокоился Серёга всерьёз.

– Боже! Да хватит и того, что уже записано, – тоже не шутя сказала Алина. Серёга взглянул на неё с улыбкой: набирается деваха ума-разума. И она (Серёга не ожидал!) без запинки назвала узловые моменты, на которых непременно сосредоточит внимание Серёга, если задумает воссоздать картину жизни Приангарья в период нэпа. Да и кому другому будет полезно узнать, как строилась единственная на Ангаре мельница, как и почему в крае, где многие сотни лет люди жили в мире и согласии, разразилась братоубийственная схватка… Загадок хоть отбавляй! Назагадал старик Изотыч.

На пятые сутки пребывания на острове Серёга сказал Кирсану Изотычу, что настала пора расставаться, что гости благодарят хозяина за доброжелательный приют и желают ему благополучия. Старик кивнул, и можно подумать, что это был знак его согласия, однако спустя совсем малое время он, будто найдя дорогое, потерянное, живо спросил:

– А что так, дети?

– Кончается время нашей командировки.

– Прошу побыть ещё денёк-полтора.

И Кирсан Изотыч в оправдание своего желания привёл несколько доводов – что ещё не рассказал далеко всего, что, по его разумению, надо, и совсем не показал место, о котором знает пока он один. Нашёл-таки старик, чем удержать— повёл гостей на западный берег острова посмотреть поляну, где ранней весной просыпается море подснежников и цветут они вплоть до самого лета. Ну и что? В Сибири такие подснежниковые деляны на опушке каждого перелеска! Но о том, что за история произошла с Кирсаном Изотычем, разговор особый…

Ещё по крепкому льду явилась бригада лихих лесорубов убирать, готовя зону затопления, сосновый бор. Парни – оторви голова – разбили свой лагерь. В первый же день устроили бурное новоселье. Песни охальные под гитару горланили с вечера до утра.

Разбойники! Пошёл Изотыч посмотреть. Новосёлы, увидев грозно настроенного старика с увесистым на плече берёзовым посохом, насторожились. Правду говорили, что на острове испокон века обитает странный человек! И вот он явился, как из-под земли, показался. Оглядев становище, представленное полевым вагончиком, бульдозером, пилами, кусторезом, Изотыч попросил увидать старшего. Подошёл кряжистый, с короткими усиками мужичок лет тридцати и представился, назвав себя Петром Савчуком. Спросил:

– Чем могу служить, отец?

– А вот чем: место для стана вам придётся подобрать другое.

– Почему? Нам и здесь хорошо.

– Это моё, заповедное. Ежели хочется знать, святое.

– Ого!.. Святое!!

– Да, прошу поклониться, святое!.. Освящено отцом Сафронием ишо в двадцатых годах, в пору жестокого противостояния людей одной земли и одной веры, – внушительно сказал Кирсан Изотыч и добавил: – Здесь царство жарков и подснежников, оберегаемое мною в честь памятного события…

– Зачем его хранить? Всё одно скоро станет дном великого моря.

– Ведаю: станет… Но я хочу, чтобы сгинуло оно с глаз моих таким, какое при жизни моей было.

Приспел к разговору юркий белокурый паренёк.

– Вы, дедуль, как вас зовут, вроде меня, тоже романтик, страстный поклонник красоты, – и не гадая, будет ли кто его слушать, пустился рассказывать о расчистке под пашню лесных массивов: – Дело было на угодьях одного тулунского колхоза. Нашей бригаде целинников предстояло подготовить под пахоту стогектарный участок. Начальники торопят, дескать, не мешкайте, успевайте до наступления холодов. Понятно, пообещали. Сел за рычаги бульдозера. И со мной странное случилось. Бывает же…

– Что, Виктор, расшевелил медвежью берлогу? – спрашивают товарищи.

– Нет… Удивило другое. Подъехал к опушке березнякового перелеска и уже навострил бульдозерные клыки, чтобы сковырнуть первоподвернувшиеся дерева, гляжу: под гусеницу ползут подснежники. Вся земля в цветах, в глазах зарябило. Головками покачивают, смеются. Нога к педали сама прижалась. Остановил дизель, выскочил на поляну, любуюсь. Сине-белые лепестки будто просят: не рвите, не топчите. Ну, что касается первого – сорвать цветок – не грешно. Корень остаётся, вырастет новый. Плохо топтать…

– И что? – глазеют дружки.

– Что? Сажусь в кабину – включил рычаг заднего хода, отъехал. Ребята задумались: сказка – не сказка. Кто-то спросил:

– Что эти подснежники?

– Остались, пусть отцветут…

Лесорубы не ослушались и, как только ушёл Кирсан Изотыч, принялись перетаскивать своё хозяйство на новое, поодаль от прежнего, близкое к лесной окраине место.

Всё, о чём толковал сейчас Кирсан Изотыч, Серёга представлял и понимал. Думал и о том, что многое Алина воспринимает по-своему, сторонясь всяких хозяйственных вопросов. Но они волей-неволей наплывали, усиливая жалостливое чувство. С тоской смотрела она на оголённый остров, напоминавший своим видом громадного допотопного зверя, у которого клочками впопыхах изодрали шкуру и так оставили страшить людей. И она, стараясь представить, каким было угодье раньше, спросила:

– Кирсан Изотыч, а вам горько от того, что этот остров навеки скроется под водой?

– Горестно, дочка, – глубоко вздохнул старик. – Страсть было мило сердцу это дитя природы. По всему продолью – сосняк, а в нём – тетерева, зайцы, лисы и… рыжики, хоть лопатой греби всякий год, особливо, ежли выдастся дождливый… Теперичи всё в прошлом…

– Спасибо, дедуля. Я представила себе то прошлое и буду помнить. И рассказывать буду…

Прикасаясь к давнему, Алина наполняла душу светлым чувством, но оставалась и тревожила одна запавшая с первого дня знакомства мысль, почему Кирсан Изотыч до сей поры, когда всё кругом опустело, а то, что если ещё и осталось живое, то приготовилось к погибели, живёт одиноко и даже словом не обмолвился о том, скоро ли покинет насиженное место. Эта же загадка время от времени волновала и Серёгу. Но если Алина только и всего, что сочувствовала доброму старику, то Серёга отшельническое его существование мог объяснить некоторыми обстоятельствами. Первое и главное – это давнее знакомство с нэпманом Яковом Гладышевым и последующая затем продолжительная совместная работа. Ну, а какая сила удерживает старика сейчас, когда уже давно нету бывшего хозяина мельницы в живых и вот-вот разрушат и саму мельницу? Тайна – загадка. В окружении мистической ауры, озарённой дальним светом события…

На поляне в пятьдесят – шестьдесят квадратных метров, куда пригласил гостей Кирсан Изотыч, были видны следы буйного цветения подснежников и жарков. Стебли с зелёными листьями ещё хранили признаки недавней земной силы и красоты, но уже готовы были, отслужив своё, расстаться с ними до новой весны. Кирсан Изотыч, обойдя поляну, остановился на её середине и, перекрестившись, позвал Серёгу и Алину подойти поближе.

– Дети, взгляните на земь перед собою, – повелел старик.

Те оба одновременно склонили головы долу.

– Видите что-либо аль нет?

– Увядшие цветы…

– Они тут по всей поляне… Присмотритесь к тому, как они расположены.

– Ой! – воскликнула Алина. – Крест! Его изобразили линии близких друг к дружке растений.

– Верно! – рассмотрел и Серёга. – А что здесь, чья-то могила?

– Кресты земля