class="p1">Некоторое время Алина сидела молча глядя на Серёгу – ожидала продолжение рассказа. Да что ожидать? И так всё понятно. Есть начало, есть и конец. И всё просто, интересно. Не удержалась – сказала:

– Я поняла, Серёжа, что ты не зря пошёл в журналисты. Может, и книги твои почитаю…

– О книгах пока не думал.

Глава V. Богатый край

Базарная площадь гудит многоголосьем, пестреет разными модными и простыми одеждами, конскими упряжками. Не спеша, приглядываясь к торговцам мукою, по рядам идёт человек лет тридцати пяти, среднего роста, крепкого телосложения. В кожаной куртке, высокой фуражке с блестящим козырьком и хромовых сапогах он, как и многие другие, не привлекает к себе особого внимания. На базаре, известно, в поле зрения всякие шулеры да продающие заезженных лошадей цыгане. Между тем это был уже заявивший о себе как предприимчивый нэпман из притрактового села Тельма, что близ города Усолье-Сибирское, Яков Гладышев. Он подходит к продавцу, молодому парню, который стоит около телеги, полно нагруженной мешками с мукой. В упряжи два одной гнедой масти сытых коня. Торговец только что расположился начать своё дело, а возле него уже, норовя взять поскорее, столпился народ. Нэпман слышит короткий разговор.

– Мука-то с подкаменских полей?

– Ага. Прошлый базар этот же малый, продав муку, деньгами мешок набил…

Недели две тому назад прочитал Яков в губернской газете интересную заметку. Приангарский купец с весёлой фамилией, некто Петушков представил на парижской выставке образцы пшеницы, выращенной на здешних полях. Пшеница за высокие хлебопекарные достоинства получила призовое место. Потерял покой нэпман…

Смело подходит к парню и спрашивает, правда ли, что на подкаменских полях выращивается знаменитая пшеница? На больших ли десятинах? На каких мельницах размалывают зерно? И чем объясняется его отменное качество? Поговорили. Познакомились. Малый назвал своё имя – Кирсан Сверчков, нэпман своё – Яков Гладышев.

Нэпман попросил на ладонь щепотку муки и, разровняв, понюхал. Лицо озарила широкая улыбка – грудь наполнилась густым и сладким ароматом.

Чуден злак! Потёр пальцами – отруби шероховаты. Мельница ерундит или плох мастер? Тревожить вопросами Кирсана не стал. Лучше всё посмотреть своими глазами и пощупать руками.

На поездку в подкаменские места потратил целую неделю. Околесил с десяток деревень, подолгу разговаривал с мужиками, допытываясь, как удаётся им выращивать отменную пшеницу. Те отвечали, будто кто настроил их на один лад. Всякий природный пахарь знает как: пашут, боронят, сеют, жнут и молотят.

Но один мужичок, Илья Безносов, в Морозовке, где Яков пробыл последний день, воззрев на небо, изрёк:

– Оттуда вся благодать, мил-человек, по воле Божьей с небес. Старики толкуют, что ишшо давным-давно, когда только што пришли в эти края на житьё русские, то призвали они батюшку. Тот с иконой Божьей Матери да с сокровенной молитвой, сопровождаемый своими слугами да богомольными новосельцами, не поленился обойти всю округу, прося земного богатства. И благодать пришла… Однажды летней безлунной ночью с небес хлынул такой дождь, что, говорят старики, смотреть потом было дивно. Поднялись, как на опаре, могучие хлеба и травы. Как пошло, так и до сей поры. Видел, когда проезжал просёлками возле хлебов?

– Видел, – кивнул Яков. – Только того одного да и давненько прошедшего дождя мало, чтоб так было… Сказанное предание благозвучно. Но не зря родилось и живёт присловье: на Бога надейся, а сам не плошай…

– Кому любо, пусть и так мудрствует…

– А ты, Илья, пашню имеешь?

– Три десятины, – Илья поскрёб пальцем за правым ухом. – В Сибири кто без пашни? Чиновники да тюремщики… Хлебец подай им мужик-лапотник.

– И куда же молоть зерно возите?

– Это далеко. Вёрст за сорок, в верховья нашей речушки или на Обусу. Поблизи мельниц нету…

– А што так?

Илья стал объяснять. Говорил, что когда-то, до его появления на свет божий, мужики не раз пытались обзавестись своим мельничным производством, но безуспешно. То запруду разнесёт весеннее половодье, то сруб скособочится, как старое подгнившее дерево. Илья понял, что неудачи морозовцев – следствие ихней же оплошности. Своего толкового мастера не нашлось и позвать со стороны было стыдно. А чужие мельники – народец часто капризный, требует к себе внимания и почтения. Обойди его стороной – он, если напустит капризу, выдаст те вместо муки дроблёнку.

– Ежели ваши мужики не воспротивятся, я мельницу вам поставлю. Скоро и надёжно, – сказал Яков, уже готовый в обратную дорогу.

– Сход созвать надобно, – согласно кивнул Илья. – А это ближе к вечеру можно.

– Подожду.

Мужики слушали Якова внимательно. Говорит человек складно, а главное правдиво – внушая, что здешнему краю, где по воле Божьей и благодаря трудолюбию крестьян выращивается богатая на спрос пшеница, хорошая мельница своя нужна, как соха для пашни.

На базаре и сейчас мука не лучшего помола постоянно в цене, а дай ей полное качество – люди разбогатеют. Однако один коренной морозовец, кряжистый, дюжеплечий, скупой на разговоры Пантелей Жмуров, нарушив обычай больше слушать, вдруг, всех удивив, заговорил:

– Мы, скажем, не против иметь свою мукомолку. Согласимся. И помочь какую при надобности окажем… Сбаламутите народ, а вашу честь потомака днём с огнём не сыщешь… Там да сям наберёте согласьев и станете ими пускать пыль в глаза людям. Эвон, Павлуха Чичиков у Гоголя тоже собирал мёртвые души…

Толпа всколыхнулась, кто-то, скрадывая, хохотнул: «Взял Пантелей бога за бороду!..»

Яков, не пряча взгляда, подождал, не скажет ли ещё кто слова. На то и сход, чтоб говорили о скопившемся на душе. Мужики, переглядываясь, молчали. И тогда Яков молвил:

– У меня капиталу от вашего согласия не прибудет. А ежли я слово брошу на ветер, то доверье потеряю людское. И вы, граждане, тоже лишитесь добавки к своему житью-бытью. Вам вековать – вам и решать, ставить или нет кормилицу-мельницу. Когда в кармане есть грош, так и в кабак зайти не зазорно.

Послышались весёлые голоса.

– Верно!

– Неча время тратить напрасно…

– По рукам… Илья! Не вороти нос от ветра – ставь на скатерть-самобранку четверть магарыча да покрепче.

…Возвратился Яков домой окрылённый радужной мечтой. А через неделю в Морозовку прибыла группа мастеровых людей, они определили место для плотины, на восточной окраине села, там речуга с берегами покруче – здесь и перенесут через не столь уже и широкое русло запрудный пояс.

Пятеро посланных Яковом дюжих мастеров пластались с рассвета до потёмок и возвели желанное и видимое издалека, как церковь, строение за полгода.

Приехавший из Острожнинской Святониколаевской церкви отец Сафроний, сановито почтенный и велеречивый, освятив строение, провозгласил заздравицу:

– Чудное сие творение пусть долго радует людские души своим служением. И Божеская благодарность славным мастерам