Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но чья это могила, старик по-прежнему не говорил. Достаточно и того, что показал. Показал, и люди поклонились праху некогда жившего человека. И то ладно! А кто покоится на острове в глубокой сырой могиле, Петров или Сидоров, думал старик, знать всем не обязательно. Мог оказаться там тот или другой, а то и оба вместе, очутись они в роковом стечении обстоятельств.
Покидать остров условились утром на шестые сутки. На сей раз старик согласился проводить гостей с Божеским благословением и чувством исполненного долга. Так, по крайней мере, полагал Серёга, считая, что беспокоить старика больше не стоит, ибо и человеческой памяти есть предел, и если переступишь его, то потеряешь истинную первооснову. Из былины может получится легенда – и никакой мудрец их тогда не отличит.
А вечер накануне отъезда был тихий, ласковый. На небе показалась молодая луна, и её остроконечный серп, будто резвый ленок, плескался в протоке. Слышалось, как в плотине, не умолкая, бурлил лишённый работы водяной поток.
Они все трое сидели на крыльце. Кирсан Изотыч рассказывал о своей жизни: о том, что был женат, но через два года после свадьбы жена с грудным сынишкой погибла в бурю на Ангаре; что служил в колчаковской армии в охране самого Колчака и, предчувствуя конец его власти, дезертировал, а в душе на всю жизнь осталось чувство вины за предательство. И жившая в постоянной тревоге душа жаждала покаяния. Сказав о покаянии, старик замолчал и, словно подсудимый, склонил голову в ожидании приговора.
– Судьба благословила, – сказал старик. – Случай искупить вину выпал… Покойного адмирала я предал земле.
– Там, где мы были? – поостыв от удивления, спросил Серёга. Алина же только глубоко вздохнула и насторожилась слушать, что ещё скажет старик-отшельник.
– Там, дети… Где на земле крест и цветы. Могилу видели… Под землёй со цветами она укрыта каменным покрывалом – эт-т штоб водой не размыло… – старик сделал паузу, отмахнул со лба прядь волос и продолжил, переведя дыхание: – Святую тайну я хранил сорок лет… Дальше держать в узде было нельзя… Я скоро умру, и с моей смертью ушла бы она навсегда в могилу. А там ей было б тесно…
Настала минута молчания. Кирсан Изотыч сидит спокойно, глядя на протоку. И чувство исполненного долга озаряет облитое лунным светом его лицо. Серёга с Алиной, согласные в мыслях (не позабавил ли милый старичок байкой?), переглядываются друг с другом, не решаясь высказать сомнения. Да как можно сомневаться? Ведь Серёга давным-давно слышал, что живущий на ангарском острове Конном мельник Кирсан Сверчков, один-единственный во всём Приангарье человек, который знает великую тайну. Выпытать её у Кирсана не раз настраивались мужики за рюмкой водки, но отступались, сетуя на то, что робинзон зря будоражит людские души.
И совсем чудно вышло, когда на встречу с Кирсаном пожаловал сам начальник районной милиции Зитов. Говорит Зитов Кирсану, что, мол, ходят такие-то слухи, скрываете тайну, отвечать за которую в случае раскрытия придётся по закону. «Не скрываю, – отвечает Кирсан. – Наоборот, всякому, кто спрашивает, хвалюсь». – «Чем? Уж не тем ли, что охранял Колчака?» – «Тем што, товарищ начальник, хвалиться? Што было, то было. Тайну храню совсем другую, ежели можно назвать это тайной, – с Водяным дружбу имею… Во!» – «Ну?!» – «Да. Разговариваю с ём, когда на плотину выходит». – «Зови его сюда!» – «Не послушается. Он сам себе хозяин. Никаких приказов не понимает. Да и зачем вам его тревожить? Не надо – обидится». – «Зови! Иначе я тебя арестую… Хватит пугать народ всякими тайнами!»
Пригрозив Кирсану камерой в Александровском централе, если тот не прикончит своего друга Водяного, Зитов отправился на заимку Динскую, откуда пришла весть, что вернувшийся с империалистической войны награждённый тремя Георгиевскими крестами какой-то унтер-офицер согласился возглавить бунтовщиков против советской власти…
Утром, когда всё было готово к отплытию и Кирсан Изотыч уже напутствовал гостей молитвой о благополучии в дороге, Серёга и Алина увидели появившуюся на плотине группу людей. Они приплыли на самоходной барже разбирать мельницу. Заскрипели ржавые гвозди, скобы, с гулом и треском полетели, падая куда попало, брёвна и доски. Работа шла скоро, податно (ломать – не строить), и Серёга предположил, что если молодцы не затеют затяжную гульбу, то справятся дня за два…
Выходя из протоки, Серёга заглушил движок, поднялся во весь рост и помахал рукою Кирсану Изотычу, всё стоявшему одиноко на берегу и ожидавшему, когда лодка скроется из виду.
Глава IV. На мельницу
На обратном пути, когда приблизились к острову Конный и стало понятно, что таким ходом они не минуют протоки и причалят у плотины, Алина спросила Серёгу, бывал ли на мельнице раньше.
– Конечно… – весело отозвался Серёга. – Было бы обидно – жить, считай, рядом да не побывать… Подростком тогда бегал. При первой попытке чуть было не утонули.
– Ой, не говори – мне страшно, – вздрогнула Алина и закрыла лицо ладонями.
– Страх жил недолго… Второй раз плавал с отцом. Хочешь послушать – расскажу.
– Интересно?
– Не раз повторял – сидели не шелохнувшись. Понравится или нет тебе – не знаю.
– Скажу.
– Вот и договорились.
…Молва о мельнице растеклась по всей подкаменской округе – вверх и вниз по течению Ангары на сотни вёрст. Побывавшие здесь мужики дивились. Какое сооружение! Два этажа. Два мучных постава. Один – круподёрный. А плотина?! Стопятидесятиметровую протоку между двух островов – оконечностью Конного и изголовьем Марахтуя – запрудила. Подкаменцы без утайки похваливались: кто не видел Прорву, тот не ел калачей из отменной пшеничной муки и не пробовал настоящей каши гречневой.
Знавшие толк в муке бабы гнали своих мужей с помолом только на Прорву. Другие ближние мельницы – паровую в Морозовке и водяные на речушке Иде – в счёт не брались.
Прорва… Чаяли взрослые побывать на ней, а о ребятишках и говорить нечего. Прорва им чудилась сказочным творением. Там и громадное водяное колесо, и водопад, и турбина, по вечерам зажигаются яркие огни в каких-то стеклянных колпаках. Удивляло и самоё-то слово – Прорва. Кто его выдумал? И почему! И уж безоглядно уводил в призрачные дебри сказ: мельницу построил умный промышленник-нэпман.
Диво! Перед ним всё окружающее кажется неинтересным.
Между собой ребятишки поговаривали, что попасть на Прорву совсем просто. Садись в лодку и, держась правого берега Конного острова, плыви себе по течению. Попадёшь в протоку, а там – и мельница, никак её не обойдёшь. Сказывал про это плававший туда недавно подкаменский старожил дядька Роман. О, раз говаривал дядька Роман, так оно и есть – путь к Прорве нехитрый.
Соблазнил в дорогу двух своих дружков Федьку Макарова и Валерку Киреева.