Шалфей вспорхнул с моей руки, направляясь к груди. Я успелапреградить ему путь, прикрывшись рукой. Он приземлился на запястье, и я отвеларуку подальше, чтобы лучше его видеть. Другой рукой я натянула простыню повыше.

Он надулся.

– Ты откажешь мне в крови сердца?

– Я видела, как твои сородичи обошлись с моим рыцарем.Я была бы дурой, подпустив тебя к таким нежным местам, пока не знаю, насколькоделикатно ты питаешься.

Он сел, скрестив лодыжки и упершись руками по сторонам отсебя для вящего равновесия. Мне показалось, что сидя он весит больше – ненамного больше, но ощутимо.

– Я всегда нежен и деликатен, прекрасная госпожа.

Его голос звучал будто колокольчики под летним ветерком.Точно ли его губы походили на маленький алый цветок... мгновением раньше? Онкоснулся моей ладони нежно-лепестковыми губами, вытянувшись на моей руке всемтелом, как я вытянулась бы на кушетке. Губами и крошечными ручками он провел поволоскам у меня на предплечье. Любовник более крупный пригладил бы их губами икончиками пальцев – Шалфей играл с ними, словно извлекал музыку из моей кожи,беззвучную песню, слышать которую мог только он, но чувствовать могла и я. Онатрепетала по моей коже, по моей руке, как будто все происходящее было больше,значительней, чем на самом деле.

Я резко подбросила его в воздух, и он зажужжал на меня, какрассерженный шмель.

– Зачем ты это сделала? Мы так славно развлекались!

– Никакого гламора, запомни, – набычилась я,комкая простыню.

– Без гламора этот процесс будет тебе совсем не такприятен. – Он пожал тонкими плечиками, провалившись вниз от этогодвижения. – Мне это, в общем, все равно, для целей Нисевин – тем более неважно, но для тебя, прекрасная принцесса, разница существует. Позволь мне избавитьтебя от боли и неприятных ощущений, пусть это будет дружеской услугой.

Если бы он застал меня не в тот день, когда укус Китто ещеболел, я бы, наверное, сказала "нет", велела бы просто взять кровьдля его королевы и убираться. Гоблины гламором не владеют вовсе, так что уКитто выбора не было – без естественного очарования секса, смягчавшего больукуса, он ничего не мог поправить магией. Шалфей предлагал мне выбор.

Я глубоко вздохнула и медленно выпустила вдох, а потомкивнула.

– Гламора ровно столько, чтобы сделать ощущениеприятным, но и все на этом, Шалфей. Если ты замахнешься на что-то большее, якликну стражей – и тебе не понравится то, что они с тобой сделают.

Он издал звук, который показался бы грубым, если бы непрозвенел словно крошечные фанфары – будто бабочка попыталась изобразитьослиный крик.

– Мрак веками ждал, чтобы я высунул голову хоть на миг,принцесса. Я хорошо знаю, может, лучше тебя, сколько он мне задолжал.

– Я заметила, что у тебя с ним личные счеты, в большейстепени, чем с другими.

– Личные? Ну, можно и так сказать. – Он улыбнулся,и улыбка вышла милой и злобной одновременно, как будто он воображал жуткие вешии представлял, как забавно будет их проделывать.

Я могла бы спросить, что же это было, такое личное, но неспросила. Или Дойл расскажет сам, или я не узнаю об этом никогда. Вряд ли Дойллегко простит мне, если я стану выспрашивать его секреты у фейри, которого онненавидит. Одно дело – получить такую информацию от друга, но говорить о своихдрузьях с врагами – не дело, и нельзя позволять врагам заглазно обсуждать вашихдрузей. Некошерно.

– Питайся, Шалфей, и можешь использовать немногогламора, чтобы это не было слишком неприятно. Но веди себя прилично.

– Тебе все еще нужна чья-то защита? У тебя здесь ручнойгоблин. Разве он не прыгнет и не схватит меня прямо в воздухе и не обгложет моикосточки, случись мне тебя обмануть?

– У гоблинов не много шансов против сильного гламора,ты отлично это знаешь.

Он прижал руку к груди и открыл глаза пошире.

– Но я всего лишь эльф-крошка. Я не могу владетьгламором, как знатный сидхе. С чего бы гоблину бояться таких, как я?

– По всем описаниям феи-крошки обладают сильнейшимгламором, и тебе это хорошо известно. Ваше любимое развлечение – сбить с дорогинеосторожного путника.

– Немножко болотной воды еще никому не вредило, –сказал Шалфей, подлетая ко мне поближе.

– Если под ней случайно не окажется трясины. Ты –неблагой фейри, а значит, если путник так и не сумеет выбраться вновь на дорогу– тем забавнее.

Он скрестил на груди руки – в обхвате они были чуть тоньшекарандаша.

– А что случится, если бродячие огоньки благих заведутпутника в болото, и тот провалится в топь? Только не говори мне, что онипомчатся на помощь, да еще прихватят веревку. Может, они и прольют слезку наднесчастным смертным, но как только последние пузырьки поднимутся из пучины, онипоспешат прочь, смеясь и прыгая и подыскивая следующую жертву. Может, онистанут обходить стороной злополучную топь, но и не подумают отказаться отвеселой игры только потому, что она кончилась смертью для какого-то бедолаги.

Он опустился на мое прикрытое простыней колено.

– И разве так уж нечестно завести в смертельную ловушкукакого-нибудь коллекционера бабочек с сачком наперевес, если он, случись емуменя поймать, бросит меня в морилку, а после насадит на булавку, проткнув еюмое сердечко?

– У тебя хватит гламора, чтобы избежать такой участи.

– Да, но мои меньшие братья – бабочки и прочиенасекомые, которым мы подражаем, как же они? Один глупец с сачком можетпревратить цветущий луг в пустыню.

Если взглянуть с этой стороны, то у него были свои резоны.Звучало, во всяком случае, убедительно.

– Ты сейчас используешь гламор?

– Принцесса сидхе должна знать, когда ее обманываютгламором, – ответил он, сохраняя все ту же позу со скрещенными на груди руками.

Я вздохнула.

– Хорошо, это не гламор, но я не согласна, что тыимеешь право довести до смерти какого-нибудь энтомолога только за то, что онсобирает бабочек.

– А-а, – протянул Шалфей, меряя менявзглядом, – но ты согласилась со мной хотя бы отчасти, иначе не спросилабы про гламор.

Я опять вздохнула. Когда-то в колледже я совершила ужаснуюошибку, решив изучать энтомологию: тогда я не подозревала, что для этогопридется убивать насекомых. Я помнила мельтешение бабочек, пойманных вморилку, – трудно назвать более красивое зрелище. Живыми они были волшебнопрекрасны; мертвыми – походили на цветные бумажки. В конце концов я спросила,сколько насекомых нужно собрать на тройку, и ровно столько и собрала. Не былоникакого смысла их ловить, раз в коллекциях колледжа уже имелись практическивсе насекомые, которых убивали мои сокурсники. Больше я не бралась ни за однуиз биологических дисциплин, где приходилось что-либо коллекционировать.