этого не хотелось. Ей никогда этого не хотелось. Она с детства приучила себя желать лишь того, что действительно может быть доступно, и никогда не изводила себя мечтами о доме в Париже и о романе с кинозвездой.

Иван посмотрел на нее со страхом, потом отошел к невысокому книжному шкафу, светлый лак которого потрескался от старости, и обеими руками взялся за боковинки. Он молча стоял, словно пригвожденный к этому шкафу, набитому чужими мыслями и страстями, а Зина с беспокойством прислушивалась к воцарившейся внутри нее пустоте: «Что это? Мне же должно быть хотя бы жаль его… Отчего мне так хочется, чтобы он просто исчез сейчас? Это ведь бесчеловечно, если на то пошло! Я тысячу раз читала, что любовь делает человека добрее… Где же во мне эта доброта?»

– Познакомьтесь, – раздался сзади голос Клима. – Это Маша. Моя жена.

У Зины тотчас провалилось куда-то сердце и потом еще долго не могло вспомнить привычный ритм. Она повернулась, чувствуя, как Клим пристально следит за ней, и без улыбки, которая могла показаться ему деланой, протянула руку:

– Здравствуйте. Меня зовут Зинаида Таранина. Иван?

Умение притворяться уже взяло над ним верх, но Зина все же успела заметить, как по его лицу проскользнул отсвет потрясения. «Есть от чего раскрыть рот», – мысленно согласилась она с мужем, хотя ей стало неприятно от того, как не вовремя он проявил откровенность.

Жена Клима вышла к ним в ярко-красном прозрачном халате, не скрывающем короткой черной комбинации. Жидкие светлые волосы ее тоже были повязаны широкой красной лентой.

«Такие носили в семидесятые или даже раньше», – с трудом вспомнила Зина, потому что была тогда еще ребенком, а Маша, конечно, уже девушкой, и эта лента осталась для нее символом юности. В ее наряде неприкрыто просматривался вызов, но Зине он показался жалким, почти детским. Так некрасивые девчонки разрисовывают свое тело татуировками, чтобы хоть чем-то выделиться.

«Бедная», – подумала Зина с тем самым состраданием, которого ей не хватило на собственного мужа.

Клим продолжал жадно всматриваться в ее лицо, и Зина поняла, что он пытается уловить тень скрытой усмешки, если таковая промелькнет. Но ее даже не потянуло засмеяться. Если б до этого Зина не сыграла Лягушку, тогда может быть… Но сейчас она смотрела на эту женщину, как на саму себя, какой Зина становилась на сцене. И в этом зрелище она не находила ничего смешного.

– Мой супруг не предупредил, – слегка кокетничая, Маша пожала крепкую руку Ивана. – Это так неожиданно! Он такой нелюдим, никогда никого не приглашает!

«Станешь тут нелюдимом», – Зина улыбнулась ему, пытаясь подбодрить, потому что Клим откровенно маялся в присутствии жены, хотя и пытался скрыть это.

– Если мадам пожелает, мы можем бывать у вас почаще!

«Как противно он это сказал», – Зина перевела взгляд на мужа и едва удержалась, чтобы не сделать ему какой-нибудь знак.

– Это было бы хорошо, – без воодушевления отозвался Клим. – Мы действительно живем довольно замкнуто… Вы ведь уже поняли, что я не слишком общительный человек.

Зине захотелось возразить: «Мы уже поняли, что не в тебе дело». Но окружение Ивана давно приучило ее держать язык за зубами, и на этот раз она тоже смолчала. Однако и муж ничего не сказал, и ей пришлось поддержать разговор:

– Наверное, вам на работе хватает общения.

Она вдруг вспомнила, как где-то читала, что некоторые любовники даже в постели обращаются друг к другу на «вы», чтобы потом не ошибиться при людях. И с какой-то преступной и веселой гордостью подумала: «А мы уже говорили друг другу „ты“. Это было».

Клим повернул к ней голову и смущенным жестом поправил зачесанные назад волосы. Зине показалось, что в этот момент он подумал о том же и, может быть, даже снова ощутил прикосновение ее руки, которое тоже было преступно. Не более преступно, чем интимное обращение, но и не менее. Ведь слова, выдающие желание, являются, по сути, такой же изменой, как и само действие. До появления Клима Зина даже в фантазиях никого не примеряла на место мужа, и потому сейчас предательство казалось ей уже совершенным. И Зину пугало то, что она ничуть в нем не раскаивается…

– Пойдемте на кухню? – спросил Клим, поглядывая на всех по очереди. – А то здесь у нас, в общем-то, не гостиная, а мой кабинет. Тут даже стол только письменный…

«Там спрятана моя фотография!» – Зину охватила шальная радость, и она, не скрываясь, улыбнулась.

Услышав свое, Иван тоном искусителя проговорил:

– Маша, не хотите обзавестись новой мебелью? Я мог бы устроить со скидкой… По знакомству.

Она только всплеснула руками, издав нечленораздельное восклицание, но Клим, опередив жену, сказал:

– Иван, о чем вы говорите? Зачем? Вы же знаете, что мне это не по карману… Хоть со скидкой, хоть без нее, это дела не меняет.

– О вас позаботились бы, если б вы, в свою очередь, тоже проявили заботу. Как врач.

– Я понял, – сухо отозвался Клим. – Но мне казалось, что разговор на эту тему уже окончен.

– Вы ошиблись! Что вы, я такой оптимист, я не теряю надежды до последнего.

– Даже если она бесплодна и это ясно с самого начала?

Сильно прищурившись, будто пытался высмотреть, что у Клима на уме, Иван медленно процедил:

– Никогда ведь не знаешь заранее, какая именно из надежд сбудется… И чья – моя или ваша?

У Клима нервно задрожали внутренние уголки бровей, но ответил он совершенно спокойно:

– Да, этого заранее не узнаешь.

В голосе Ивана неожиданно зазвучало сочувствие, и Зина насторожилась, углядев в этом недобрый признак.

– А ведь по виду и не скажешь, что вы такой уж борец…

Клим усмехнулся, мельком взглянув на нее, и по-детски потер нос:

– Ну почему? В юности я играл рок… Хотя, боюсь, вы правы. Не такой уж я борец. А то бил бы морды папашам тех детей, которые к нам попадают…

– Чего же тогда ерепенитесь, раз не борец? – быстро справившись с жалостью, спросил Иван.

– Я не ерепенюсь, – удивился Клим.

– А как это называется? Или может, вы просто боитесь влипнуть?

Не дрогнув, Клим возразил:

– Как раз этого не боюсь. Мне известно, как такие вещи делаются. Так, чтоб не подкопались.

Иван сразу оживился:

– Так что ж тогда?

– Противно просто, – равнодушно отозвался Клим. – Вы же сами показали в… на сцене, как трудно выбраться из болота… Так уж лучше туда и не попадать.

– Ах, противно, – пробормотал Иван и сжал губы.

Пропустив весь этот диалог мимо ушей, Маша громко спросила, нетерпеливо перебирая маленькими ручками по руке