— Что он сказал? — завопила она. — Все врет! Все врет,мерзавец! В прошлом году я зарезала его жену, вот и мстит! Он думал, что онавоскреснет, он думал, что я волшебница, а я всего лишь человек и не могу лечитьто, на чем поставил крест сам Господь Бог!

— Не стоит так волноваться, Людмила, — успокоила я ее. — Утебя нет ни одного шанса выкрутиться и убедить меня в своей непричастности ксмерти Верочки. Сергей не может врать то, чего знать никак не может. Откудаему, к примеру, знать адрес Верочки? Да он вообще спокойно жил и не подозревало ее существовании, как не подозревает и сейчас. Он просто думает, что в двачаса ночи у тебя было свидание, а с кем даже не предполагает. Ему без разницы.И хватит об этом. Убийство Верочки факт установленный, можно переходить к тетеМаре.

— Я ее в глаза не видела, — заявила Иванова, снова падая вкресло, гася сигарету о каблук и закуривая новую. — Мы с ней даже не знакомы.

— Правильно, — согласилась я. — Это и сбило меня с толку.Тетю Мару ты убила из-за меня. Когда мы были на рынке, ты не осталась в машине,как думала я, а следила за мной. Ты вообще не спускала с меня глаз с тогосамого момента, как узнала в моем рассказе дом мужа Власовой. Именно там тысобиралась встретиться с Владимиром. Там заранее была назначена встреча, на нееты и ехала в Ростов. Дом слишком узнаваем, а я, хоть и бездарность, но неплохойрассказчик. Ты поняла, что по иронии судьбы я умудрилась попасть в эпицентртвоих интересов.

— У тебя мания! — попыталась прервать меня Иванова, но яинициативы не отдала и, повысив голос, продолжила:

— Ты поняла это и замыслила сбить меня с правильного пути.Моя дырявая память была тебе в этом большой помощницей, но появился Павел. Нарынке ты подслушала мой разговор с Катериной и узнала, что вор, о котором япрожужжала всем уши, Катеринин двоюродный брат.

— Почему же я не убила сразу Катерину?

— Это было бы глупо. Да и с самой Катериной у тебя проблемне было. Ты могла запугать ее. И вряд ли она захотела бы давать мне его адрес.Как бы там ни было, но Павел не на прогулке был в том доме. Он вор. А вот стетей Марой все обстояло иначе. Ты знакома с моим упорством не понаслышке, арассчитывать на сообразительность семидесятилетней женщины глупо. Я в два счетавыудила бы из нее нужную мне информацию. Поэтому ты убила тетю Мару.

Иванова театрально закатила глаза, давая понять, чтобольшего вздора не слышала в своей жизни.

— Зря стараешься, — грустно усмехнулась я. — И здесь противтебя неопровержимые факты.

— Какие факты?

— Герань. Я скрыла от тебя, что Павел подарил материкраденую герань.

— Значит этого я знать не могла.

— Правильно, ты видела на тумбочке герань и, зная о моемпристрастии к мелочам, переставила ее на подоконник, чтобы было как у Верочки.Уверена была, что я обязательно уцеплюсь за эту мысль. Ты, конечно, неподозревала, что герань эта Масючкина, и догадалась об этом уже позже, исходяиз моих слов. Но о цвете герани я тебе точно не говорила. Откуда же ты узнала,что она красная?

Иванова пожала плечами.

— Я и не знала.

— Вот! — торжествующе закричала я. — Вот ты и проболталась.Ты забыла, а я хорошо помню твой ответ на мой вопрос.

— Да на какой вопрос? — занервничала Иванова.

— Когда я затеяла эксперимент и выразила сомнения по поводуего чистоты и цвета гераней, ты мне уверенно сказала: “У тети Мары был толькокрасный цвет. Здесь его достаточно.” Как ты могла знать какого цвета былагерань тети Мары, если никогда не была в ее доме? Даже Катерина, спроси ее обэтом сейчас, затруднится назвать цвет герани, более того, не вспомнит была лиона в доме тетки вообще. У тебя же прекрасная память, но не всегда это хорошо.

Иванова снова вскочила и ринулась к выходу.

— Все! Мне некогда, у меня поезд, — сказала она, решительнохватаясь за ручку двери.

— Что ж, можешь идти, — согласилась я. — Остальное расскажув милиции.

Она вернулась, уставилась на меня с ласковой укоризной,спросила:

— Софья, тебе не стыдно? Тебе бы все игрушки, а у меняработа. У тебя совесть есть?

В ее вкусе. Как это мило. Чего еще ждать от этой Ивановой.

— О-ля-ля! — воскликнула я, переживая достаточно ли огнявложила в свое междометие, достаточно ли там темперамента. — Это мне должнобыть стыдно? — воскликнула я. — Это у меня должна быть совесть? А что же тогдадолжно быть у тебя? Я не убивала столько народу. В самом худшем случае свела сума несколько мужей, ну, да кто этим не грешен.

Иванова покачала головой.

— Софья, пожалуйста, отпусти меня, — жалобно проблеяла она.— У меня поезд.

Как ей, с ее басом, удается извлекать из себя такие жуткиезвуки? И разве можно так унижаться? Ей это совсем не идет. Уж пусть бы она меняотматюкала.

— Людмила, прекрати, лучше садись в кресло и начинай сразу счистосердечных признаний. Это тебя не спасет, но смягчит твою участь. Обещаюпростить часть преступлений. Может меньше срок дадут.

Своей речью я добилась обратного эффекта. Иванова бросиласьбежать, да как быстро…

Глава 29

Я догнала ее лишь у лифта, схватила за руку, потащила вномер. В это время, как назло, двери лифта распахнулись. Двое красавцев мужчин(соблазнительного возраста) вышли и с недоумением уставились на нас.

— Помогите! — не иначе как с дуру завопила Иванова, сдвойным желанием и тройной прытью пытаясь вырваться из моих рук.

— Вы что, девочки? — спросил один из красавчиков.

Я всей грудью прижалась к Ивановой, делая вид, что собираюсьее поцеловать.

— Не видишь, девочки лесбосом балуются, — пояснил второй.

Людмилу такая версия категорически не устраивала, мне же онавполне подходила. Пользуясь удачным моментом, я схватила орущую Иванову за шкиркуи потащила в номер. Она израсходовала часть своих сил на призывы к красавчиками сопротивлялась значительно слабее, почти вяло.

— Будет скучно, девчонки, зовите, не стесняйтесь, — крикнулодин из красавчиков нам вслед.

— Составим компанию. Вчетвером всегда веселей, — поддержалего второй.

— Непременно, — пообещала я, добрым пинком заталкиваяИванову в номер.

Она покатилась по ковру, но с удивительной ловкостью вновьоказалась на ногах и опять ломанулась к двери. Ну просто Ванька-встанькакакой-то, а не профессор Иванова. Я даже растерялась, не зная что с ней делать.Никак не ожидала от нее такого настойчивого сопротивления. Пришлось дать ейпонять, что я тоже шутить не намерена.