им понравилось своими руками возрождать новый дом.

– Жена и дети, – печаль проскользнула в слове. – Имея их вы счастливый аэтерна.

– Понимаю вас… в конце концов Теалора Арантеаля все помнят не только как верховного магистра, но и человека, чей сын положил начало восстанию, изменившего мир.

Четверо остановились не дойдя метров двести до крепости, созерцая как текут воды и пара рыбаков закинула удочки. Они, увидев своего владыку, поклонились, пронзительно крича:

– Хай’релли «герцог»!

В ответ повелитель аэтерна поклонился им, и рыбаки дальше продолжили заниматься делом. Скромная рыба, небольшой урожай с полей – всё это не могло прокормит ораву ртов. Арантеаль и Каддлер, стоящие подле герцога, вспомнили, что столь беззаботное положение и обилие пищи Герцогства вызвано тем, что бывший магистр подсказал у кого можно просить и купить еду. В обмен на диковинные растения, руду и медяки, Золотой серп, Ост-Эндеральская компания и Баронство поставляют на склады Герцогства несметные припасы, что не может не радовать монарха.

– Я сожалею о том, мой герцог, – Арантеаль поднял ладони. – Этими руками я обнимал того, кто был мне дороже мира. Но безумной головой своей я отверг его… не дал столько ласки и заботы, сколько нужно… и ради чего? – речь бывшего магистра забурлила гневом. – Ради положения и власти? О, как же я был слеп, ослеплён должностью. Я слишком мало проявил к нему заботы.

– И чтобы её заставить обратить на себя внимание он огню посветил целый мир, – сказал Каддлер, заворачивая в сторону дворца и наблюдая за тем, как нога в ноги за ними практически незаметно следуют золотые тени – стража герцога. – Наратзул оказался слишком… яркой фигурой, чтобы за ним стояла одна лишь обида на нерадивого отца и безответственную мать, – заметив краем глаза фантом гнева в очах Теалора, Каддлер с наигранной повинностью произнёс. – Не в обиду, мессир Арантеаль, я хотел сказать, что это не может быть исключительно ваша вина, ибо заинтересованно в его… безумии было много персон. За Наратзулом стояли и Каллисто, и Мерзул и бесчисленные неримские мятежники – от Остианской коммуны до Северного Королевства. «Наратзула» слепили не только вы, но и многие другие пособники… конца времён, как сказал бы Первосвященник.

– Увы, но его мотивы были куда глубже, – Арантеаль собрался с мыслями, чуть приподняв голову и осмотрев листья. – Смерть возлюбленной, гибель приёмной матери из-за порядков Рождённых светом, и несправедливость… преследование инакомыслящих и поощрение бездарных. Ему этого хватило, чтобы свергнуть старые порядки.

– У нас, златолесских аэтерна, есть следующие строки о нём – «О дух мятежный, Наратзул, богини сын, бранитель свеч, предатель света, Любовь развеяв, родителей внимания не поняв, потеряв немать, весь мир решил сжечь».

– «Бранитель свеч»? Это вы его так назвали за ненависть к религии? – Арантеаль выдохнул. – Хорошие строки, на самом деле. Но всё же его ненависть к Рождённым Светом, к тем порядкам… куда глубже.

– Вы правы. Но всё-таки отсутствие вашей опеки также играло важную роль… если не решающую.

– И всё же, – настаивает Каддлер, – вы умаляете влияние сторонников. Не попади он в свору тех повстанческих оборванцев, которые потом сотворили Орден магов, то мог бы и сейчас быть мелким мятежником, терроризирующим округу Эрофина, или в тюрьме прохлаждаться до сих пор, – представитель Компании усмехнулся. – Да ведь если бы не Орден магов, то Наратзул прекрасно проводил бы время в темнице и пол мира не утопили бы друг друга в крови.

– Тараэль, что ты думаешь? – спросил Арантеаль посмотрел на понуро полу-аэтерна.

– К сожалению, не могу ничего тут сказать, – сдавленно произнёс мужчина, чувствуя, что подобные вопросы ему неприятны.

– Я – бывший сераф паладинов и верховный магистр Святого ордена, признаю, что никогда так не ошибался в жизни, как с ним. Если бы тогда, в тот момент, когда мне сообщили о нём, когда можно было бы отречься от титула, – Арантеаль притих, рассматривая златые листья на земле. – Я бы сделал это без всякого сомнения, лишь бы отдать всё что можно было – Наратзулу.

Ассмаритиэль, титулованный герцогом и утверждённый на правление всеаэтернским собранием Эндерала, глубоко задумался. Перед ним человек, судьба которого фантастична. С момента отбытия из Нерима их преследовали сплошные несчастья, от нехватки еды, до гибели сородичей. И вот теперь у них новый дом – Золотой лес, а его за то, что он организовал исход аэтерна, возвеличили в правители и дали право семье править в герцогстве. И всё это благодаря человеку, который стоит здесь, что рождает осторожную фразу:

– Чем вы решитесь заняться дальше?

– Не знаю, – ответил Арантеаль, поднявшись по возвышению и ступая на полированные доски моста, на которых золото-зелёным ковром простёрся плющ. – Наверное, уйду на покой. Надеюсь, мне дадут это сделать и не найдётся тех, кто захочет отомстить.

– Синидриль17 Злотолесский, состоящий из делегатов от поселений внутри Герцогства и почётных подданных, мудро бдит за народом и готов помочь вам, если вы решитесь остаться здесь после задания.

Ассмаритиэль задумался что Герцогство может дать Арантеалю в действительности. В глубине души герцог чувствует сожаление и жажду поддержать, но как политик знает, что на него могут косо посмотреть из-за этого «западники» Эндерала. Попытка Арантеаля включить светоч и выключить Эндерал явно не привела в восторг большинство обитателей континента, а также его разорительная политика привела к ненависти в кругу знатных домов Эндерала.

– Мессир, я не хочу вас обременять своим присутствием, – Арантеаль провёл ладонью по кинжалу на поясе, ощутив вырезанный символ Святого ордена – око, пронзённое мечом. – Я не желаю, чтобы добрые аэтерна сколько-нибудь испытали утеснения, из-за меня, – Теалор простёр руку и обвёл ей образы, которые получилось. – Вы облюбовали сие место, нашли здесь свой дом и даже возвели лесной храм, что не может не поразить.

Арантеаль вспомнил, как однажды, после усмирения региона, оставаясь тайным, зашёл в него и был поражён виду того, как на месте старого капища-святилища, животрепещет новая святыня. Потолком стали переплетённые златые кроны, стенами витые лозы сверкающего винограда цвета ночи, и изумрудной ивы, которые обвиваются вокруг колон. Дворы Храма просто поражают – первый для всех, украшенный серебром, где работают мастера и готовятся к службам; второй для «верных» в служении, принявший яркость злата и пестреющий стягами с канонами и заповедями на шёлке; и третий, куда могут входить только священники, на севере – для алтарь в форме четырёхконечной звезды, помещённый на платформу о двадцати ступеней, вокруг которого прорыт ров и переброшены витые мостики. И всюду во дворах журчат песни воды, текущей из малых фонтанов, доносятся песнопения молитвенных гимнов, да так, что дух пламенеет