— Не вздумай шутить, — говорил Том, не поднимая головы. — Яценю то, что ты сделал наверху… сам бы никогда не смог этого сделать, но сейчасне потерплю никаких шуток, даже самой безобидной, как в «Уилле и Грейс»[110]. Яедва держусь.

— Конечно, — ответил Клай. Шутить-то у него и в мыслях небыло. Что же касается сделанного наверху… что ж, авторучку следовало вынуть изглаза. Не могли же они оставить ее там. Вот Клай и вынул. Вытаскивая, смотрел вугол кабинета, стараясь не думать о том, что делает, и не задаваться вопросом,а почему она так крепко сидит. По большей части ему это удалось, но авторучказаскрежетала по глазнице старика, когда уже подалась и пришла в движение,вылезла с чавкающим звуком, а потом еще с пера что-то шмякнулось на стол. Онподумал, что звуки эти будет помнить до конца жизни, но ручку он все-такивытащил, а на тот момент это было самым важным.

Снаружи около тысячи мобилопсихов стояли на лужайке междудымящимися руинами футбольного стадиона и Читэм-Лодж. Стояли большую частьвторой половины дня. Потом, около пяти часов, все стадо молчаливо двинулось всторону центра Гейтена. Клай и Том вынесли завернутое в саван тело директора почерной лестнице и положили на заднее крыльцо. Четверка выживших собралась накухне. Они поели (по их новому распорядку дня — позавтракали), когда тениначали быстро удлиняться.

Джордан ел на удивление хорошо. Щеки его горели румянцем,рот не закрывался. Он вспоминал о своей жизни в Гептенской академии, о влиянии,которое директор Ардай оказал на сердце и ум не имеющего друзей, обращенного всебя компьютерного фаната из маленького, американского городка. От яркостивоспоминаний Клаю все больше становилось не по себе, а поймав взгляды Алисы иТома, он понял, что и они испытывают те же чувства. В том, что у Джордана едеткрыша, сомнений быть не могло, но что с этим делать, они не знали и едва лимогли направить его к психиатру.

В какой-то момент, когда уже совсем стемнело, Том предложилДжордану прилечь. Мальчик сказал, что приляжет, но лишь после того, как онипохоронят директора. Они должны вырыть могилу на огороде за Читэм-Лодж, сказалим Джордан. Добавив, что свои огородные грядки директор называл «сад победы»,хотя так и не объяснил Джордану почему.

— Хоронить его нужно там. — Джордан улыбался. Щеки егогорели. Глубоко завалившиеся глаза сверкали… вдохновением, весельем, безумием…или всем вместе. — Не только потому, что земля на огороде мягкая, просто томесто он любил больше других… я имею в виду, вне этих стен. Что скажете? Ониушли, ночью они не ходят, в этом ничего не изменилось, и мы можем вырыть могилупри свете газовых ламп. Что вы скажете?

Ответил Том после долгой паузы:

— А лопаты есть?

— Будьте уверены, в сарае садовника. Вам даже не придетсяидти в теплицы, — и Джордан рассмеялся.

— Так давайте это сделаем, — сказала Алиса. — Похороним егои покончим с этим.

— А потом ты отдохнешь. — Клай смотрел на Джордана.

— Конечно, конечно! — нетерпеливо выкрикнул Джордан. Вскочилсо стула и закружил по кухне. — Пойдемте! — словно звал их поиграть в салки.

И они вырыли могилу на огороде директора за Читэм-Лодж ипохоронили его среди фасоли и помидоров. Том и Клай опустили завернутое в савантело в черную дыру глубиной три фута. Пока они рыли могилу, им было тепло, но,едва с этим покончив, поняли, что ночь холодная, чуть ли не морозная. Надголовой ярко сверкали звезды, но по Академическому склону уже поднимался туман.Академическая авеню практически скрылась в этом белом приливе. Только конькикрыш самых высоких домов еще виднелись над его поверхностью.

— Как жаль, что я не знаю хороших стихов. — Щеки Джорданараскраснелись еще больше, но глаза уже не сверкали, спрятавшись в черныхпещерах, и он дрожал, несмотря на два надетых на него свитера. У губ при выдохеклубился пар. — Директор любил поэзию, он думал, что лучше поэзии ничего нет.Он был… — Голос Джордана, такой веселый весь этот вечер, наконец-то сломался. —Он был абсолютным представителем старой школы.

Алиса прижала его к себе. Джордан попытался вырваться, потомсдался.

— Вот что я тебе скажу. — Том посмотрел на мальчика. — Даваймы его укроем… укроем от холода… а потом я почитаю ему стихи. Идет?

— Вы действительно знаете стихи на память?

— Действительно знаю.

— Вы такой умный, Том. Спасибо, — и Джордан благодарно ивымученно улыбнулся.

Могилу они закидали быстро, хотя в конце понадобилось взятьгрунт с других грядок, чтобы поднять холмик над уровнем земли. К тому времени,когда они закончили, Клай снова вспотел, и в нос бил запах собственного пота. Одуше же не приходилось и мечтать.

Алиса пыталась удерживать Джордана, но он вырвался и голымируками бросал землю в могилу. И когда Клай боковой поверхностью лопатывыравнивал края, глаза мальчика уже остекленели от усталости, и его качало,словно пьяного.

Тем не менее он посмотрел на Тома.

— Давайте. Вы обещали. — Клай ожидал, что Джордан добавит:«И пусть это будет хороший стих, сеньор, а не то будет вам пуля», — схарактерным выговором бандита-убийцы из какого-нибудь вестерна СэмаПекинпа[111].

Том встал у могилы, Клай подумал, что там, где покоиласьголова, но от усталости точно вспомнить не мог. Чего там, он не мог вспомнить,как звали директора, Чарльз или Роберт. Щупальца тумана уже охватывали стопы илодыжки Тома, пробирались между высохших стеблей фасоли. Он снял бейсболку. Обнажилаголову и Алиса. Клай поднял руку к голове, прежде чем вспомнил, что она и такнепокрытая.

— Это правильно! — воскликнул Джордан. Он улыбался. — Шляпыдолой! Шляпы долой в честь директора. — Сам он был без головного убора, но снялвоображаемую шляпу и подбросил в воздух, вновь заставив Клая испугаться за егопсихику. — А теперь стихотворение. Давайте, Том!

— Хорошо, — кивнул Том, — только ты должен стоять тихо.Выкажи уважение.

Джордан приложил палец к губам, показывая, что все понимает,и по рвущему сердце горю в глазах над поднятым пальцем Клай понял, что мальчикеще не лишился разума. Друга — да, но не разума.

Клай ждал, его интересовал выбор Тома. Он ожидал услышатьчто-нибудь из Фроста, может, даже из Шекспира (директор наверняка одобрил быШекспира, даже «Когда мы снова встретимся втроем»), а может, даже что-нибудьсвое, небольшой экспромт от Тома Маккорта. Чего он никак не ожидал, так эторазмеренных строк молитвы, слетевшей с губ Тома.