— Не удерживай, Господи, щедрот Твоих от нас; милость Твоя иистина Твоя да охраняют нас непрестанно. Ибо окружили нас беды неисчислимые;постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу: их более, нежели волос наголовах наших; сердца наши оставили нас. Благоволи, Господи, избавить нас;Господи! Поспеши на помощь нам.

Алиса держалась за свою кроссовку и плакала у изножьямогилы. Стояла с поникшей головой. Всхлипывала часто и тихо.

Том продолжал, протянув руку над свежей могилой ладоньювниз, со сжатыми пальцами:

— Да постыдятся и посрамятся все, ищущие погибели душамнашим! Да будут обращены назад и преданы посмеянию желающие нам зла. Дасмятутся от посрамления своего говорящие нам: «Хорошо! Хорошо!» Вот лежитмертвый, прах земной…

— Я так сожалею, директор! — дрожащим голосом вскричалДжордан. — Я так сожалею, это неправильно, сэр! Я так сожалею, что вы умерли… —Его глаза закатились, и он рухнул на свежую могилу. Туман тут же распластал понему жадные белые пальцы.

Клай поднял его, пощупал пульс на шее. Сильный и ровный.

— Просто лишился чувств. Что ты такое декламировал, Том?

Том покраснел, смутился.

— Довольно вольную адаптацию сорокового псалма[112]. Давайтеотнесем мальчика в дом.

— Нет, — возразил Клай. — Если он не очень длинный, дочитайдо конца.

— Да, пожалуйста, — присоединилась к Клаю Алиса. — Дочитай.Он прекрасен. Прямо-таки бальзам на рану.

Том вновь повернулся лицом к могиле. Возможно, брал себя вруки, а может, вспоминал, откуда нужно продолжить:

— Вот лежит мертвый, прах земной, а здесь стоим мы, живые,бедные и нищие. Господи, подумай о нас. Ты — помощь наша и избавитель наш; Божемой, не замедли. Аминь.

— Аминь, — хором повторили Клай и Алиса.

— Давайте отнесем мальчика в дом, — повторил Том. — Тутчертовски холодно.

— Тебя этому научили святые Ханны из Первой церквиХриста-Искупителя Новой Англии?

— Да, — кивнул Том. — Я многие псалмы знаю наизусть, за этополагался дополнительный десерт. Еще меня научили просить милостыню на углах иза двадцать минут подсовывать листовки под дворники всех автомобилей на стоянкевозле универмага «Сире» с проповедью «Миллион лет в аду» или «Ни одного глоткаводы». Давайте уложим мальчика в постель. Готов спорить, завтра он будет спатьдо четырех пополудни, а проснется в куда лучшем состоянии.

— А что будет, если придет этот мужчина с порванной щекой иувидит, что мы еще здесь, хотя он велел нам уйти? — спросила Алиса.

Клай подумал, что это хороший вопрос, но не тот, над которымнужно долго размышлять. То ли Порватый даст им еще один день, то ли не даст. Икогда Клай с Джорданом на руках вернулся в дом, он понял, что слишком устал,чтобы тревожиться из-за завтрашнего решения Порватого.

Где-то в четыре утра Алиса пожелала Клаю и Тому спокойнойночи и поплелась спать. Двое мужчин сидели на кухне, пили ледяной чай, много неразговаривали. Похоже, говорить было не о чем. Потом, где-то перед самымрассветом, до них долетел еще один из этих ужасных стонов, долетел издалека, ссеверо-востока, выкатившись из тумана. Стон этот завибрировал в воздухе, каккрик призрака в старом фильме ужасов, потом начал таять, и тут же ему ответилкуда более громкий стон, из Гейтена, куда Порватый увел свое новое, большоестадо.

Клай и Том вышли на парадное крыльцо, раскидывая барьер изоплавленных бумбоксов, чтобы добраться до лестницы. Ничего не смогли увидеть.Весь мир стал белым. Какое-то время постояли, потом вернулись в дом.

Ни стон смерти, ни ответ гейтенских мобилопсихов неразбудили ни Алису, ни Джордана. Том и Клай могли этому только порадоваться.Атлас дорог, мятый, с загнутыми углами, лежал на разделочном столике в кухне.Том пролистал его.

— Возможно, кричали в Хуксеттеили Санкуке. Это большиегорода на северо-востоке… большие для Нью-Хэмпшира. Интересно, скольких ониубили. И как они это сделали.

Клай покачал головой.

— Надеюсь, что много. — Том сухо, невесело улыбнулся. —Надеюсь, не меньше, чем мы, и они медленно поджаривались. Я думаю об однойресторанной сети, которая рекламировала жареных кур. Мы уходим завтра ночью?

— Если Порватый позволит нам пережить день, полагаю, нампридется уйти. Или ты так не думаешь?

— Не вижу выбора, — ответил Том, — но вот что я тебе скажу,Клай. У меня такое ощущение, что я — бычок, которого ведут вниз по наклонномужестяному желобу на бойню. И запах крови моих му-у-братьев буквально бьет внос.

Клай ощущал то же самое, но оставался прежний вопрос: «Еслиэтот групповой разум жаждал убийства, почему не сделать этого здесь?» Они моглиубить их вчера днем, вместо того чтобы заваливать парадное крыльцо оплавленнымибумбоксами и класть сверху любимую кроссовку Алисы.

Том зевнул.

— Хочу спать. Сможешь посидеть еще пару часов?

— Пожалуй, — ответил Клай. По правде говоря, сна не было нив одном глазу. Тело, конечно, выбилось из сил, но мысли бежали и бежали. А есливдруг замедляли ход, он вспоминал звук, который издавала авторучка, когда онвынимал ее из глаза директора, тихий скрежет металла по кости. — А что?

— Потому что, если они решат убить нас сегодня, я сам о себепозабочусь. Сделаю все по-своему, их способ я уже видел. Ты согласен?

Если коллективный разум, который представлял Порватый,действительно мог заставить директора воткнуть ручку в глаз, подумал Клай, точетверо оставшихся обитателей Читэм-Лодж вскорости могли выяснить, что вариантсамоубийства исключается. Но не хотелось отправлять Тома спать с этой мыслью.Поэтому он просто кивнул.

— Я возьму автоматическое оружие наверх. Ты оставишь себеэтот большой старый револьвер сорок пятого калибра?

— Точно. Любимчика Бет Никерсон.

— Тогда спокойной ночи. И если увидишь, что они идут… илипочувствуешь, что они идут… кричи. — Том помолчал. — Если у тебя будет время.Или если они тебе позволят.

Клай наблюдал, как Том уходит из кухни, думая, что Томпостоянно на шаг опережает его. Думая, как сильно он любит Тома. Думая, что емухотелось бы узнать Тома получше. Думая, что шансы на это невелики. А Джонни иШарон? Никогда прежде они не были так далеко.