моя взыграла невольно. Покричали минуты две, потом я уже не выдержал и руку поднял. Сразу притихли.

— Спасибо за тёплый приём, люди добрые! — Объявил. — Всё, не мерзнете! Деток не морозьте!

Заулыбались, засмеялись.

— Праздник!! — Выкрикнул Петруха из толпы, пробиваясь вперёд.

И заиграла музыка, как по заказу. Пляски пошли прямо на морозе! Повели нас в огромный дом старосты, а там помещение, что зал приёмов дворцовый. Всё бревенчатое, но атмосфера, как у князя. Посадили меня во главе длинного стола, по стенам ещё столы. Всё уже накрывается активно девицами в расписных фартуках. Поросёнок запечённый красуется на центральном столе, индеек штук десять. Запахи, зашатаешься, аж слюнки потекли. В общем… гуляй рванина.

И не откажешь ведь, не открестишься. Пришлось праздновать, позабыв о всех проблемах. Усадили меня на стул, что как трон княжеский, моих дружинников распределили по другим столам, с местными перемешав. Дарью с её фирменными медными косами с другого конца главного стола устроили, где её сразу два холёных молодца облепили с обеих флангов.

Народа набилось, человек сто, видать, самые зажиточные местные семьи. Девок молодых тьма тьмущая, все, как на выданье, глазками в меня стреляют ослепительными. Похоже, захомутать хотят доброго молодца из знатного рода.

Но глядя на них я только с ещё большим волнением о Ясмине думаю.

Хотя, когда первые красавицы Новосёлок, каких посадили со мной все три штуки, груди свои пышные на стол невзначай кладут, мысли все улетучиваются к чертям. Ещё такие застенчивые на вид, аж до смешного.

Петруха красный, как поросёнок, рядом сидит и только посмеивается, поглядывая на ближайших невест хитро. Похоже, уже хорошо так накатил. А мне больше одна из прислуживающих приглянулась. Стройная, бойкая, самая простая по одежде девчушка, у которой за самим столом, похоже, места нет.

Но бабы бабами, а иной раз я на верзил внимание обращаю. Четыре мощных фигуры скромно по стеночкам сидят, украдкой на меня поглядывая. Все молодые, лет по двадцать им, плюс минус. И ещё один уже под пятьдесят, шириной, как я в высоту, лицо квадратное шрамами перепахано, взгляд иссиня–чёрный и задумчивый в стол устремлён. Устроился в самом конце, явно, чтоб не маячить. Я отвлёкся, поэтому не заметил, как он пришёл, оттого не рассмотрел полностью.

Вот он–то меня и насторожил. По крайней мере, поначалу, я чувствовал опасения. Мало ли учудит чего, спровоцировав меня. Они ж задиристые, эти витязи. А я не буду здесь сопли жевать, отвечу, как полагается.

Но пока только староста окучил меня, как полагается. Я даже не понял, почему медовуха в моём стакане не кончается. Только отпиваю, ставлю и тут же расплёскивается, потому что уже до краёв. Ловко!

Едва вкусная, выпивка отменная. Девки всё краше, речи всё слаще.

— А правда, что ты, барин, княжьего сотника Ижеслава в кулачном бою уложил? — Кричат за столом местные.

— Я тому свидетель! — Подхватывают. — И я!

— А с упырями как? — Дальше хвалят. — Теперь в Каменцах без них совсем скучно стало! Он их тоже голыми руками забил.

— Так Ижеслава с упырями по первости и перепутал! — Выдают шутники и ржут, как лошади.

Вроде и лестно, но так приятно слушать под хмель. Улыбка по лицу расплывается. Только и киваю, как дурак. А ещё краснеть начинаю!

Вижу и Дарья заулыбалась, на соседей обходительных поглядывает. Расцвела хоть немного, отвлеклась на парней. Местные хорошо вылизывают, ничего не скажешь. Хотя всё вроде как по–доброму. Но терять бдительность нельзя.

Про войну начали расспрашивать. Тут и мои два уцелевших дружинника подключились уже порядком накидавшиеся, и давай такое обо мне рассказывать, что у люда лица вытянулись.

Но не у всех, взрослый витязь сидит, сам себе под нос посмеивается. Не помню я его в войске княжеском, хоть убейте. Но такой точно бы не отсиживался.

Спустя часа полтора официоз и восхваления прошли, народ совсем расслабился. Часть рассосалась, но три девицы со мной по сторонам всё сидят, продолжая ослеплять вниманием.

Только они начали по очереди всякую ерунду спрашивать, Илларион втиснулся между мной и Петрухой.

— Я заметил, жаровня у вас на кузне дюже большая, чтоб только подковы ковать, — начал по делу мой ушлый староста. — Видать, не всё ты о хозяйстве доложился.

Петруха засуетился сразу, засмеялся как дурак. Дядьки местные неподалёку переглянулись, услышав наезд. Я в принципе не увидел здесь проблем. Скорее некий выпад со стороны Иллариона, ибо слишком сильно кичится Петруха, что у них всё лучшее в округе. Я и не сразу понял, что это камень в огород моего первого старосты.

— Да мы тут это… руду раньше плавили, — признался Петруха.

— И откуда ж брали? — Продолжает допрос Илларион.

— Так рудник свой же, — начал староста и замялся.

Не понял⁈ На приложенной к дарственной Карте никакого рудника не обозначено. И этот в первую встречу ничего не докладывал. У меня что, теперь и добыча какая–то имеется? Для экономического роста баронства моего хорошее подспорье.

— Был рудник добротный, — вмешался один из дядек местных и девку одну согнал, подсаживаясь ближе. — Мы там руду железную добывали и плавили. Но десять лет назад завелась там тварь нечистая, пришлось закрыть всё.

— Хороший рудник был, — вздохнул Петруха. — Много залежей, богатая руда, жаль, что столько добра пропало.

— Людей жаль, — вмешался местный солидный дедок, выкрикнув с середины стола. — Две дюжины рабочих тварь сожрала, там и сын мой сгинул. И не завелась она, а раскопали да разбудили.

Мдя. Все поникшие теперь сидят. Я и сам не рад, что Илларион эту тему зацепил.

— И что там за тварь? — Поинтересовалась Дарья, нарушая гробовую тишину. — Она там до сих пор сидит?

— До сих пор, — ответил Петруха пришиблено.

— И выкурить не пытались? — Дальше спрашивает моя охотница на нечисть.

— Это Буфа! — Прогремел взрослый витязь рычащим голосом, впервые его вообще подав. — Очень старая с мороком сильным.

Посмотрел на нас хмуро, как на детишек, и снова уставился в свой стакан.

Все сидят, затаив дыхание. Дарья глазища выкатила. Вопросов больше нет⁈ Вопрос с рудником закрыт⁈ Монстр и дальше будет там сидеть⁇

— Я разберусь, — заявляю решительно.

— Хвастун, — бросил себе под нос матёрый витязь. Вроде негромко. Но я же услышал.

Сидящие за столами дышать перестали. Они тоже услышали.

— Ты что–то хочешь сказать, витязь? — Обратился