закладки фундамента въехала в него вместе с сыном, как и планировала перед Рождеством тысяча девятьсот седьмого года. Многие называли этот дом дворцом, и это льстило самолюбию балерины. При доме был просторный сад, где прогуливались её фоксик Джиби, толстая розовая свинка, подаренная Вове на день рождения, и белая козочка, с которой Матильда выходила на сцену в балете «Эсмеральда». Прохожие, видевшие за узорчатым чугунным забором эту дружную троицу, останавливались в изумлении. Во дворце были большой зимний сад с покатой стеклянной крышей в эркере и несколько комнат для приемов. Большой зал был выдержан в стиле ампир, малый салон – в стиле модерн, а рядом с большим залом находился угловой салон в стиле Людовика ХVI. Именно там Матильда и приняла Дягилева.

– Уверен, что Париж будет покорен тем, что увидит, – горячо говорил Сергей Павлович, желая завлечь Матильду в свой проект и наслаждаясь чудесным кофе из изящной чашки лиможского фарфора. – Кроме того, я мечтаю представить Европе Вацлава Нижинского. Считаю его самым талантливым танцовщиком, которого мне когда-либо доводилось видеть на сцене.

Нижинский уже год как работал в театре. Матильда заметила юношу ещё на выпускном экзамене и сразу пригласила к себе в новую постановку. В то время она готовила «Ноктюрн» Шопена. Их выступление имело успех, и юноша моментально был замечен публикой. Так как Матильда была его первой партнёршей на профессиональной сцене, то в какой-то мере считала, что именно она дала ему путёвку в жизнь, и уже видела этого яркого танцовщика рядом с собой во многих балетах ближайшего будущего.

– Я, безусловно, сделаю всё, что от меня будет зависеть, – тут же пообещала она.

– Не сомневался, что вас заинтересует этот проект! – обрадовался Дягилев и, радостно вдохнув и расслабившись после удачно завершившегося разговора, произнес: – В свою очередь, мне хотелось бы сделать вам комплимент по поводу вашего дворца. Вы построили настоящий шедевр современной архитектуры. От всей души поздравляю!

– Право, мне приятно слышать это от вас, – моментально расцвела Матильда. – Я всегда доверяла вашему тонкому вкусу.

Она гордилась своим домом, и услышать комплимент от такого большого ценителя прекрасного было для неё невероятно лестно.

– А по поводу гастролей даже не волнуйтесь. Я завтра же попрошусь на прием к Министру Двора его величества. Я уверена, нам с вами в субсидии не откажут.

* * *

Барон Фредерикс принял балерину с радостью и почтением.

– В нашем министерстве не очень-то жалуют Дягилева, – сказал он. – Его считают большим интриганом в области искусства, но государь относится к нему в целом неплохо. Постараюсь сделать это исключительно ради вас, моя голубушка, – целуя руку Матильды, проворковал барон.

Министр Двора был большим поклонником её таланта, и Кшесинская не сомневалась, что он действительно поможет и поддержит её.

Полная надежд балерина покинула кабинет министра. Окрыленный Дягилев тут же дал команду Михаилу Фокину приступать к репетициям. И только тогда Матильда в изумлении узнала, что главные роли во всех постановках были отданы Павловой и Карсавиной, в то время как ей достался лишь эпизод в «Павильоне Армиды».

– Вы что думаете? Я позволю так над собой издеваться? – кричала она Дягилеву.

– Ничего не собираюсь менять в распределении, – твердо ответил антрепренер. – Я хочу показать Парижу нашу талантливую молодежь. А ваш талант им уже известен. Ведь вы гастролировали в труппе Гранд-опера в прошлом сезоне.

– Тем более. Париж меня знает и вдруг увидит в этой малозначимой роли, в которой я вообще не смогу показать своё дарование!

– Блеснуть можно и в небольшой роли, – парировал Дягилев. – Всё зависит от таланта и желания!

– Ах, оставьте свою демагогию! Вы забываетесь! Если я не получу соответствующую моему положению роль, я вообще не буду участвовать в вашей авантюре и, тем более, больше не буду поддерживать вас в министерстве, – с угрозой в голосе выкрикнула балерина.

– Как пожелаете. Мне уже обещана Министром Двора субсидия в двадцать пять тысяч рублей!

– Обещана? – злорадно расхохоталась Матильда. – Посмотрим, каким образом вы её получите, если меня не будет в ваших «сезонах»!

Ей было очень больно. Тот, кто считался другом, просто использовал её в своих целях. Поступил крайне подло! Она добилась у правительства денег, а он вместо благодарности кинул ей подачку в виде эпизодической роли! Так унизить! Ну уж нет! Матильда должна была наказать его за такое предательство. Она не позволит так с ней обращаться! Она покажет ему, кто такая Матильда Кшесинская!

Дягилеву было отказано и в субсидии, и в костюмах, и в декорациях. Помещение, в котором Фокин уже начал репетиции, было теперь для них также закрыто.

«Он сам виноват, – удовлетворенная своей местью, думала Матильда. – Вообразил, что меня можно использовать, а затем выбросить, как ненужную вещь? Что он о себе возомнил?! Пусть теперь остаётся с носом, а я и без него поеду в Париж танцевать!»

Матильда достала из секретера приглашение из театра «Гранд-опера», которое ей было прислано полгода назад. До сих пор она ещё не давала им ответа, но теперь выслала срочную телеграмму о своем согласии и в назначенное время выехала для выступлений с французской труппой. Париж помнил её по прошлому сезону. Билеты на балеты с её участием были моментально распроданы, и Матильда не обманула ожиданий. Она вновь покорила публику своим артистизмом и высокой техникой исполнения и даже бисировала свою вариацию в балете «Корриган», что было в этом театре исключительным случаем.

Но она ошиблась насчет Дягилева. Ей под стать, он тоже был хорошим бойцом и задуманное всегда доводил до конца. Хоть и с большим трудом, но Сергей Павлович всё же нашёл денежную поддержку не в России, а во Франции, и его «балетный сезон» в Париже состоялся в театре Шатле. Показ спектаклей, поставленных Михаилом Фокиным, взорвал город своими новыми формами, талантом привезенной молодежи и художественным решением как костюмов, так и оформлением самой сцены русскими художниками. Париж был покорен хрупкостью несравненной Павловой, красотой и изяществом Карсавиной, но самым главным потрясением стал для них Вацлав Нижинский. От его высоких и затяжных прыжков, во время которых, казалось, он на миг застывал в воздухе, зал замирал от восторга. Пластика тела поражала своей выразительностью. Впервые мужская партия вышла на первый план. «Браво! Брависсимо!» – кричала публика, захлёбываясь от восторга.

Личный успех Кшесинской в Париже сразу и бесповоротно отошел на задний план.

– Матильда, почему вы не принимаете участие в этих русских спектаклях? – спросила её известная балерина Гранд-опера Розита Мори. – Ведь все эти актёры из того же Императорского театра, что и вы?

– Да. Мы все танцуем в Мариинском театре,