людях, но для исцеления смертельной раны обычно требуется много-много часов. Прищурившись, я смотрю на солнце – висит на том же месте, где я видела его в последний раз, а Смерть все еще держит меня точно так же, как держал, когда я уплывала. Эту рану определенно залечил не мой организм.

Мой взгляд тянется к Смерти.

– Ты меня исцелил.

Всадник продолжает всматриваться в меня так напряженно, будто пытается различить самые глубины моей души. От этого мне делается не по себе.

– Конечно, я исцелил тебя, кисмет. – Сказано так, будто иначе и быть не могло. Как будто не было между нами долгих месяцев вражды и насилия.

Я пытаюсь приподняться. Крылья Смерти все так же плотно, как кокон, окутывают нас. Всадник вздрагивает и в первый момент крепче прижимает меня к себе, но тут же ослабляет хватку.

Мне удается сесть у него на коленях, и тут моя ладонь натыкается на что-то колючее. Опустив глаза, вижу окровавленный наконечник стрелы, который выглядывает между черных перьев Танатоса. Это одна из дюжины стрел, пропоровших его крылья.

У меня вырывается судорожный вздох.

– Ты все еще ранен.

– Пустяки, – отмахивается он.

– Это не пустяки. – Я впиваюсь в Смерть взглядом. Все свои силы он бросил на то, чтобы вылечить меня, а на свои собственные раны махнул рукой.

Я заставляю себя встать на ноги, чтобы получше рассмотреть их.

– Что ты делаешь? – Всадник тоже хочет встать.

Кладу руку ему на плечо, заставляя остаться на месте.

– Изучаю твои ранения. – И я быстро, стараясь не задеть, осматриваю входное отверстие одной стрелы, раздвигая пропитавшиеся кровью перья.

– Хочешь, я их вытащу?

Услышав вопрос, Танатос замирает, потом оглядывается на меня через плечо.

– Это честное предложение?

Я спокойно выдерживаю подозрительный взгляд. Всадник так привык к моим хитростям и к боли, которую я причиняю, что сейчас он сбит с толку.

– Честное, – киваю я.

Танатос смотрит на меня еще несколько секунд, потом садится ровно, глядя вперед и положив ладони на колени.

– Тогда я согласен. Я… хочу этого.

Он сидит смирно, отвернувшись от меня. Я продолжаю обследовать его крылья, находя пронзившие их стрелы, ощупывая эти места, прежде чем начать. Из-за перьев крылья Смерти кажутся массивнее, чем на самом деле, но сам мышечный слой совсем не толстый, скорее тонкая перепонка.

Учитывая это, самым простым было бы просто протянуть стрелы насквозь. Взявшись за первую, я, видимо, беспокою рану, и крылья Смерти трепещут.

– Извини, – бормочу я.

– Тебе не за что просить прощения. – Он чуть поворачивает ко мне голову.

Медленно и осторожно я тяну стрелу вперед через отверстие, проделанное ею в коже. Всадник никак не реагирует, но я догадываюсь, что ощущения не из приятных.

– А я считаю, есть за что, – настаиваю я, в последний раз дергая оперение, чтобы пропихнуть его сквозь рану. – Мне не пришлось бы выдергивать из тебя стрелы, если бы ты не согласился на мой план.

Несколько долгих мгновений стоит полная тишина.

– У тебя удивительное сердце, Лазария, – наконец нарушает ее всадник. – Ты не должна за это извиняться.

Уставившись Смерти в затылок, я пытаюсь справиться со странной смесью бурлящих во мне эмоций. Я вижу лучшее в людях, а он видит лучшее во мне, и я подозреваю, что и то и другое полная глупость.

Когда я вытаскиваю за древко очередную стрелу, крылья Смерти непроизвольно вздрагивают, и я ласково глажу его перья. Слышу, как всадник тихо вздыхает, – он не говорит, но мне кажется, что эти поглаживания успокаивают его. Да уж, такая вот это работенка, требующая особой близости, – стрелы извлекать.

– Каково это, иметь крылья? – спрашиваю я, приподнимая одно, чтобы дотянуться до особо коварной стрелы. И зачарованно наблюдаю, как распускаются его маховые перья.

– Не знаю, что и ответить, – задумывается всадник. – Они всегда у меня были.

Выдергиваю стрелу быстро, насколько решаюсь, стараясь, чтобы рука не дрогнула, даже когда оперение застревает в ране.

Я сосредотачиваюсь на деле, и снова становится тихо. Руки у меня скользкие от крови всадника. Я перехожу к последней ране.

– Почему ты это сделала? – вдруг ни с того ни с сего спрашивает Танатос.

– Что сделала? – рассеянно уточняю я.

– Выскочила вперед, хотя стрела предназначалась мне.

Теперь моя очередь надолго замолчать. Смерть смотрит прямо перед собой, но я чувствую, что он ждет ответа, сконцентрировав все внимание на мне.

– Не хочу про это говорить, – заявляю я.

– Почему?

Потому что болтать о таком не положено.

Последнюю стрелу я дергаю чересчур резко.

– Потому что не хочу. – Я отбрасываю стрелу в сторону. На дороге уже поблескивает целая кучка окровавленных обломков. – Я закончила.

Танатос встает, несколько раз осторожно взмахивает крыльями, словно проверяет, а когда поворачивается ко мне, я практически чувствую, как давит на меня его темная сила.

– Помнишь нашу игру вчера вечером? – спрашивает Танатос. – Расскажи мне свои секреты.

– Это была твоя игра, – возражаю я, – и мы в нее больше не будем играть.

Смерть подходит ближе, с крыльев капает кровь.

– Зачем ты подставила грудь под стрелу, предназначенную мне? – повторяет он. – Ты ведь знаешь, я бессмертен.

– Я тоже, – огрызаюсь я в ответ.

– Лазария. – Он так произносит мое имя, как будто взывает к самой моей внутренней сути.

Я безнадежно вздыхаю. Слишком я слаба, чтобы препираться с ним, и слишком устала, чтобы волноваться из-за этого. Мир погибает, что значат мои чувства?

– Не знаю, – вздыхаю я. – Честно, сама не знаю. Просто увидела летящую стрелу и подумала только об одном: лучше уж пусть мне будет больно, чем смотреть, как страдаешь ты.

Танатос отступает на шаг, он поедает меня взглядом, возможно, пытаясь почувствовать, лгу ли я. Не обнаружив признаков лжи, он… он выглядит польщенным моими словами, а вот мне, мягко говоря, не по себе.

Путешествовать со Смертью… соблазнять Смерть… Я и не предполагала, что это коснется меня, пробудит во мне сложные чувства. Но, боюсь, вопреки всем ожиданиям, мне не наплевать на этого чудовищного мужчину.

Мы проезжаем по городу, и всюду я вижу следы разрушений. Множество тел лежат на открытых пространствах, и в небе над ними уже кружат стервятники.

Мой грандиозный план лопнул как мыльный пузырь. Кажется даже, что он не мог бы развалиться более феерично.

Только на закате Смерть неожиданно останавливает жеребца. Ничего не объясняя, он спрыгивает на землю.

Он успевает отойти от меня довольно далеко, и меня охватывает непривычное чувство покинутости.

– Куда же ты? – кричу я ему вслед.

Всадник оглядывается, но продолжает шагать вперед.

– Уже соскучилась по мне, кисмет? – криво улыбается он.

При виде