И, что, наверное, еще безумнее, я хочу быть тем, кто эту радость тебе приносит.

У меня перехватывает горло от его признаний, мой взгляд неудержимо тонет в темных глубинах его глаз. Он уже говорил мне нечто подобное прежде, но в сгущающихся сумерках, когда тело его прижимается к моему, слова эти воспринимаются совсем по-другому.

– Где-то в промежутке между нашими стычками, Лазария, мне захотелось заботиться о тебе, и существование без тебя стало немыслимым. И я перестал сопротивляться порочному желанию забрать тебя, я сдался. И вот ты здесь, – говорит он.

– Вот мы здесь, – повторяю я эхом.

Мгновение растягивается, растягивается, и я не выдерживаю.

Шевельнувшись под ним, я опускаю одну ногу.

Всадник чуть приподнимается на локтях и смотрит вниз, между нами. Я вижу, как раздуваются его ноздри, и рука его скользит вниз по моему телу – ниже, ниже, ниже, – пока не добирается до моей киски.

Теперь он садится на корточки и горящими глазами изучает мое лоно. Черные крылья свешиваются за края кровати.

Потом взгляд Смерти возвращается к моему лицу, а палец неторопливо оглаживает щелку.

Я втягиваю воздух сквозь сжатые зубы и подаюсь бедрами навстречу всаднику.

– Тебе нравится? – спрашивает Танатос.

Хочу ответить, но он снова проводит пальцем по нежным складочкам, и когда его палец касается клитора, мои бедра невольно дергаются снова.

Он уловил закономерность – и снова касается клитора.

– Что это? – спрашивает он, оглаживая бугорок.

– О господи, Танатос, – выдыхаю я.

Его легкие прикосновения сводят меня с ума.

Я тянусь к его члену, который уже выглядит болезненно твердым. Странные символы поблескивают на крепком стволе. Но всадник ловит мою руку и прижимает ее к кровати.

– Нет, Лазария. Дай мне изучить тебя.

Тело мое натянуто, как тетива, и я уверена, что видок у меня тот еще. Судорожно выдыхаю и неохотно киваю. Он никогда прежде не исследовал ничье тело, я должна быть терпелива. Нужно просто утихомирить свое разбушевавшееся либидо.

Пальцы Смерти продолжают блуждать по мне. С клитора они перемещаются к влагалищу. Почти случайно один из них ныряет внутрь, и я ахаю.

Нет, мне правда нужно унять либидо.

Всадник сразу фокусирует внимание на моей реакции. А палец его тем временем отступает, только чтобы тут же скользнуть обратно, на сей раз глубже.

Тело мое извивается под его прикосновениями, и лицо Танатоса буквально темнеет от желания.

– Кажется, я начинаю понимать, как это работает.

После еще нескольких мучительных движений его палец выскальзывает из меня, а рука продолжает путешествие, пока палец не натыкается на нечто совсем иное.

– Пожалуйста, не заставляй меня объяснять тебе, что это такое и каковы его функции, – хриплю я, пока он оглаживает другое мое отверстие.

Глаза Смерти сверкают, выражение лица напряженное и веселое разом.

– На самом деле мне не особо важно, каковы его функции. Меня интересует только, нравится ли тебе, когда я трогаю тебя здесь.

С этими словами он вжимает в меня палец.

Я прикусываю губу, потому что это ведь дырка в моей заднице. Однако, вопреки всему, я все равно возбуждена.

Танатос следит за мной, взгляд его ищет мой.

– Тебе нравится.

Но рука его все-таки отступает, а внимание вновь переключается на лоно.

Он гладит мои бедра, пристально глядя между ними, и вдруг хватает мою ногу и водружает ее себе на плечо. Его перья щекочут мою ступню.

Клянусь, я вижу, как его самого пробирает дрожь, но он не обращает внимания. Он просто кладет и вторую мою ногу на другое свое плечо.

Я смотрю на него снизу вверх, несколько смущенная поворотом событий.

– Что ты…

Не успеваю закончить, как Смерть наклоняется и впивается поцелуем в мой клитор.

Тело мое дергается, бедра стремятся навстречу его губам.

– Танатос…

Он улыбается, не отрываясь от меня.

И я чуть не умираю от переизбытка ощущений, чувствуя кожей эту его улыбку.

– Тебе нравится, – говорит он, и в голосе его слышится нотка злорадного торжества.

– Это…

Он не дает мне закончить.

Его рот возвращается к моему клитору, только теперь он начинает делать что-то такое своим языком… О черт, ни фига себе! Бедра вновь подаются к нему, ощущения такие острые, что почти причиняют боль.

Я тянусь к его голове, запускаю пальцы в густые черные волосы. Я собиралась оттолкнуть его, но, похоже, этого мужчину ничто не может сдвинуть с места. И этот его язык…

Мои стоны сменяются учащенным – очень, очень учащенным – дыханием.

Как он вообще это делает? У него же не было никакой практики.

Смерть делает паузу.

– Я был не прав, когда сказал недавно, что нет ничего слаще твоей улыбки, – говорит он. – Это слаще.

Нет, я не собираюсь размышлять о том, что этот мужчина не ест хлеб, но, похоже, с удовольствием съел бы меня.

Издаю какой-то бессмысленный, но умоляющий звук, потому что он запредельно завел меня – и вдруг остановился.

Глаза всадника полыхают мужской гордостью. А потом его рот возвращается к моему клитору, и его язык ласкает меня снова и снова.

– Переместись хоть, – молю я его. – Пожалуйста…

– Я буду делать то, что хочу, кисмет, – бормочет он, прижимаясь ко мне. – А ты потерпишь.

И он продолжает пожирать меня.

Грязный любитель покомандовать, я бы затаила на него злобу, если бы дело не касалось моего наслаждения.

Подушечки пальцев моих ног скользят по его крыльям, когда я извиваюсь, и всадник довольно хмыкает, как будто наслаждается ощущением.

Он спускается чуть ниже, и его язык входит в меня.

Я вскрикиваю.

О, вот это воистину грязно.

– Смерть…

Звучит как стон.

Я умираю от желания.

Он смотрит на меня поверх моих бедер, впитывая выражение моего лица. Что бы он там ни увидел, это вызывает у него волчью ухмылку. Танатос останавливается и кладет подбородок на мою тазовую кость, определенно бесконечно довольный собой.

– Что будет, если я продолжу вот так же? – спрашивает он, а в глазах его искрится понимающее любопытство. – Ты изольешься, как я?

Да, и произойдет это не более чем через тридцать секунд, если он продолжит делать своим языком то, что он делает.

– Это называется…

Танатос наклоняет голову и кусает меня, отчего я вновь вскрикиваю.

– Я знаю, как это называется.

– Пожалуйста, – молю я.

Он опять смотрит на меня. В глазах его пламенеет ад, но я вижу там и нерешительность.

Он никогда не проделывал такого прежде.

Я хочу сесть.

Но он, словно прочитав мои мысли, стискивает мои руки и пригвождает их к кровати за моей головой. Его возбужденный член упирается в мое бедро.