— Он просто один из местных молодых людей — без каких-либоопределенных занятий, если вы позволите мне так выразиться.

— А каким образом он стал вашим другом, можно узнать?

— Ну.., э.., один или два раза.., он выполнял кое-какие моипоручения.

— Продолжайте, мосье, — сказал Пуаро. Хардмэн умоляющепосмотрел на него. Было совершенно очевидно, что больше всего на свете ему нехочется именно продолжать. Однако, поскольку Пуаро стойко хранил молчание,Хардмэну пришлось это сделать.

— Видите ли, мосье Пуаро, всем известно, что меня интересуютстаринные ювелирные изделия. Иногда возникает необходимость продать фамильныедрагоценности — которые, как вы сами понимаете, очень нежелательно продавать нарынке или даже через антиквара. Однако совсем иное дело — продать их мнеприватным образом. Вот Паркер и сообщает о подобного рода ситуациях иобговаривает детали сделок, он поддерживает контакт с обеими сторонами,устраняя, таким образом, определенную неловкость. Вот, к примеру, княгиняРосакова привезла с собой из России фамильные драгоценности. Она оченьзаинтересована в том, чтобы их продать. Бернард Паркер должен был устроить этусделку.

— Понятно, — задумчиво сказал Пуаро. — И вы полностью емудоверяете?

— У меня никогда не было повода для сомнений.

— Мистер Хардмэн, а кого вы сами подозреваете из этойчетверки?

— О, мосье Пуаро, что за вопрос! Я же говорил вам, что этовсе мои друзья. Я никого из них не подозреваю — или подозреваю всех в равноймере, выбирайте, что вам больше нравится.

— Я с вами не соглашусь. Одного из этих четырех выподозреваете гораздо больше. Это не княгиня Росакова и не мистер Паркер. Этолибо леди Ранкорн, либо мистер Джонстон.

— Вы загнали меня в угол, мосье Пуаро. Самое главное дляменя — это чтобы не было скандала. Леди Ранкорн принадлежит к одной издревнейших английских фамилий. Однако правда и то, и это прискорбнейшая правда,что тетушка ее, леди Керолайн, страдала одним.., мм.., специфическим недугом;безусловно, все ее друзья относились к этому с пониманием, и ее горничнаявсегда возвращала чайные ложки и прочие мелочи. Вы понимаете, что я имею ввиду!

— Итак, у леди Ранкорн была тетушка, страдавшаяклептоманией? Очень интересно. Вы позволите мне осмотреть этот сейф?

Получив согласие мистера Хардмэна, Пуаро открыл дверкусейфа. Но нашему взору предстали лишь пустые, обитые бархатом полки.

— Даже сейчас дверь как следует не закрывается, —пробормотал Пуаро, попытавшись снова ее захлопнуть. — Интересно, почему бы это?Ага, а это что такое? Так, створкой защемило перчатку. Мужскую перчатку.

Он протянул ее мистеру Хардмэну.

— Это не моя перчатка, — заявил тот.

— А это что еще? — Пуаро быстро нагнулся и подобрал с нижнейполки сейфа какой-то небольшой предмет. Это оказался черный с блестящим отливомпортсигар.

— Это мой портсигар, — воскликнул мистер Хардмэн.

— Ваш? Не может быть, мосье. Ведь это не ваши инициалы.

Он указал на монограмму из двух платиновых переплетенныхбукв.

Хардмэн взял его.

— Вы правы, — сказал он. — Очень похож на мой, толькоинициалы другие. «В» и «Р». Боже ты мой! Parker! Bernard Parker![134]

— Похоже, что так, — произнес Пуаро. — Довольно-такирассеянный юноша. Особенно если и перчатка тоже его. Это была бы двойная улика,не правда ли?

— Бернард Паркер, — пробормотал Хардмэн. — Ну прямо гора сплеч! Что ж, мосье Пуаро, теперь, я надеюсь, вы быстро вернете драгоценности.Либо передайте это дело в руки полиции, если посчитаете.., то есть, если будетевполне уверены, что это он…

— Ну что ж, мой друг, — сказал мне Пуаро, когда мы вместевышли из дома, — у этого мистера Хардмэна для титулованных особ — один закон, адля простых людей другой. Что же касается меня, то, покуда я еще не титулован,я на стороне простых смертных. Мне симпатичен этот юноша. Нет, определенно этопроисшествие производит какое-то странное впечатление. Хардмэн подозревает ледиРанкорн, я подозреваю княгиню и Джонстона, а виновным оказывается эта мелкаясошка, Паркер.

— А почему вы подозревали тех двоих?

— Черт возьми! Ведь это так просто — быть русской беженкойили южноафриканским миллионером. Любая женщина может выдать себя за русскуюкнягиню; кто угодно может купить дом на Парк-лейн и назваться южноафриканскиммиллионером. Кто станет им возражать? Однако я примечаю, что мы вышли наБари-стрит. Здесь, кажется, живет наш рассеянный юный друг. Так что давайте,как это вы говорите, ковать железо, пока горячо.

Мистер Бернард Паркер был дома. Мы застали его возлежащим надиване среди подушек, облаченным в потрясающий фиолетово-оранжевый халат. Мнередко приходилось испытывать большую неприязнь к кому-либо, чем к этому юнцу сбледным капризным лицом и манерно-картавой речью.

— Доброе утро, мосье, — деловито поздоровался Пуаро. — Япришел по просьбе мистера Хардмэна. Вчера, во время приема, кто-то украл всеего драгоценности. Позвольте задать вам вопрос, мосье… Это ваша перчатка?

Мыслительный процесс мистера Паркера, видимо, был несколькозаторможенным. Он уставился на перчатку так, как будто не очень понимал, о чемего спрашивают.

— Где вы ее нашли? — изрек он наконец.

— Это ваша перчатка, мосье?

Мистер Паркер, по-видимому, все-таки сумел сосредоточиться иответил:

— Нет, не моя.

— А портсигар, ваш?

— Разумеется, нет. Я всегда ношу свой, серебряный.

— Ну что ж, отлично, мосье. Тогда я передаю дело в полицию.

— О, послушайте, я бы на вашем месте этого не делал! —воскликнул мистер Паркер в некотором замешательстве. — Дьявольски безжалостныйнарод вся эта полиция. Подождите немного. Я схожу повидаюсь со старикомХардмэном. Послушайте — да погодите же минуту…

Однако Пуаро очень решительно двинулся к выходу.

— Мы подбросили ему кое-что, над чем ему следуетпризадуматься, — усмехнулся он. — Завтра посмотрим, что из этого получилось.

Однако судьбе было угодно напомнить нам о деле Хардмэна втот же день. Спустя пару часов дверь гостиной Пуаро вдруг распахнулась, и вкомнату вихрем ворвалась дама в собольих мехах (было холодно, как бывает тольков Англии июльским днем) и в немыслимой шляпе с огромной эгреткой. Княгиня ВераРосакова оказалась весьма импульсивной личностью.