нас, и за нее. Этой новой Гвен власть знакома не понаслышке, это понятно. Но и об одиночестве ей многое известно. И когда я это понимаю, в мое сердце будто вонзается игла.

30

Внутри лионесского замка еще более блекло, чем снаружи: окон немного, коридоры выложены темным камнем, железные подсвечники почти не разгоняют тьму. На стенах нет ничего – ни гобеленов, ни картин. Даже на полу нет ковров, и эхо наших шагов отдается в вышине, подобно грому, – мы вчетвером следуем за Гвиневрой.

Остальные остались у замка: присматривают за лошадьми, и за это я им благодарна. Несмотря на обстоятельства, мне нравится, что нас снова пятеро – не принц Артур и его окружение, а просто мы, те, кто жил вместе на Авалоне.

Иллюзия рассыпается, едва Гвиневра открывает рот.

– Не стоило вам приезжать, – произносит она, не оборачиваясь. – Это ошибка.

Она не обращается к кому-то конкретному, но кажется, что слова ее обращены к Артуру, и в бледном свете свечей я вижу, как он хмурится. А потом расправляет плечи.

– Я не мог не приехать, Гвен. – Голос его тихий и уверенный. – Даже без всякого испытания – я бы все равно приехал. Ты ведь меня знаешь… ты должна была это предвидеть.

Она отвечает не сразу.

– Я надеялась, что ошибаюсь. Лионесс… не место для тебя. Для всех вас.

– Но для тебя в самый раз? – спрашивает Ланселот.

Она пожимает плечами, но на нас не оглядывается.

– Это мой дом. Часть меня. От этого не сбежишь. Здесь мое место.

– А наше место – рядом с тобой. – Голос мой звучит куда увереннее, чем я себя ощущаю.

Холод в воздухе пробрал меня до костей. Такое чувство, что ни горячая ванна, ни куча одеял, ни костер не помогут его прогнать. Никто не поможет. Остается только уехать.

– Мы ведь команда, Гвен. Ты сама так говорила, – продолжаю я.

– И я говорила это всерьез, – она выделяет каждое слово. – Тогда. Но все изменилось. Я изменилась.

– О чем ты? – спрашивает Моргана.

Вместо ответа Гвен открывает дверь и пропускает нас внутрь.

В этом зале, как и во всем остальном замке, света мало: здесь висит единственная латунная люстра, которая выглядит так, словно ее не полировали долгие годы. Паутина свисает с нее, подобно тоскливым гирляндам. В зале могла бы поместиться вся наша делегация, но перед троном стоит только пять фигур. Да и трон больше похож на высокое кресло. Никакого великолепия, как в Камелоте: этот стул не золотой, а деревянный и грубый.

На нем сидит лысый мужчина лет под восемьдесят. Сгорбленный настолько, что я не вижу его лица. Но, когда мы подходим поближе, он поднимает голову, и у меня перехватывает дыхание.

Потому что это не человек – не совсем. Черты его лица вполне человеческие: у него два глаза, нос и рот. Руки и ноги тоже на первый взгляд обычные, но что-то в нем не так… и я не сразу понимаю, что именно.

Он выглядит так, как дети фейри могли бы нарисовать человека, если бы никогда его не ви-дели.

Гвен встает рядом с ним, а мы остаемся посреди залы. Она кладет ладонь на хрупкое плечо своего отца, и он улыбается ей, накрывает ее пальцы своими. Но в пробивающемся сквозь окна свете луны видно: его рука – вовсе не рука. Она больше похожа на лапу: с длинными зазубренными когтями вместо пальцев. Остальные тоже это заметили, но никто не отреагировал сразу. На Авалоне мы видели и не такое. Вот только сейчас мы не там.

– Король Леодегранс. – Голос Артура наполняет комнату эхом.

Он кланяется, и мы повторяем за ним: Ланселот неуклюже сгибает торс, мы с Морганой приседаем в реверансах.

– Благодарю за гостеприимство и за то, что согласились со мной поговорить. Полагаю, мы можем помочь друг другу…

Но прежде, чем Артур успевает закончить, Леодегранс смеется – тонко и хрипло.

– А ты храбрец, мальчишка, этого не отнять. Храбрее твоего отца – он в Лионессе и не показывался. Храбрее, чем его рыцари, которые бежали еще до восхода луны. Но даже несмотря на всю свою храбрость, ты еще и глупец. Останьтесь на ночь… моя дочь на этом настаивает. Но с утра вы отсюда уедете.

Артур бросает на меня хмурый взгляд, а потом переводит его на Леодегранса.

– Я надеялся поговорить о соглашении, которое пошло бы на руку нам обоим…

– В моем возрасте, мальчик, уже умеешь ценить оставшееся тебе время. Я не стану растрачивать его на бесполезные разговоры. Не будет никакого соглашения. Ты думаешь, что сможешь меня переубедить, но, уверяю тебя, это пытались сделать и люди помудрее.

Он машет рукой… лапой.

– Гвен покажет вам ваши комнаты, но завтра вы уедете, хотите вы того или нет. Понятно?

Артур не сдвигается с места. Гвен делает шаг в его сторону, и в глазах ее плещется мольба, а губы сжимаются в тонкую линию.

Артур не отступает и смотрит прямо на Леодегранса.

– Но ведь вам что-то нужно, – произносит он.

– Прости? – Леодегранс подается вперед.

– Я не верю, что это не так, – продолжает Артур. – Вы не хотите говорить со мной, потому что это трата времени… но с другими вы говорили. Потому что вам что-то нужно, но они не могли вам этого дать. А я смогу.

– Артур… – предупреждающе шепчет Гвен, но он не обращает на нее внимания.

Оно приковано к ее отцу.

– Утер считал, что просьба моя – безумие, – произносит Леодегранс. – И его совет тоже. И все те, кто добирались до встречи со мной… говорили, что это невозможно. Хотя короли не сдаются. И вот ты здесь, мальчишка… даже еще не король! С чего ты решил, что у тебя получится?

Артур на мгновение задумывается.

– Потому что я – мальчишка, как вы неустанно напоминаете. Не король… еще нет. Поэтому мне этот альянс нужнее, чем моему отцу. Мне есть что терять. И я готов на многое ради нашего соглашения.

Он тут же добавляет:

– Я ничего не обещаю, но нам стоит выслушать друг друга. Мы ведь оба можем помочь друг другу.

Леодегранс снова смеется.

– Хочешь помочь мне? – ухмыляется он. – У тебя нет страны. За спиной твоей всего сотня человек.

– И все же вам что-то нужно, – замечает Артур. – А я не смогу помочь вам, пока мы не обсудим условия.

Леодегранс замолкает. А потом…

– Хорошо, юный принц, – наконец произносит он. – Может, это время и не будет потрачено впустую. Может, я хотя бы развлекусь. Оставайтесь до заката. Мы пообедаем, и, если достаточно развлечете меня, и поужинаем тоже.

Артур склоняет голову, но