И он величавым жестом указал на незнакомого мне господина,который стоял чуть поодаль и курил сигару. У него было какое-то странное, неслишком-то красивое, хотя и симпатичное лицо, одет он был в светлое пальто имодную тогда мягкую фетровую шляпу. Брови у него были прямые и очень забавные:когда одна поднималась, вторая оставалась неподвижной, отчего лицо приобреталокак бы многоступенчатый вид.

Рядом с ним стоял на перроне носильщик с кофром – то есть,очевидно, этот господин тоже ждал посадки в вагон. Совершенно непонятно было,почему возмущался Пуаре. Не решил же он, что его манекенам предоставятотдельный вагон? И вообще, при чем тут я? Почему он смотрит на меня, как нагрешницу, которую вот-вот прикажет закидать камнями?

И я спросила еще раз:

– В чем дело, патрон? Чем я провинилась?

– Она еще спрашивает! – фальцетом выкрикнулПуаре. – А это кто, по-вашему?!

И он вновь ткнул пальцем в того человека в светлом пальто.

Этого господина я видела впервые в жизни, о чем и сообщилапатрону.

– Я не верю ни одному вашему слову! – прокудахталПуаре. – Если вы видите его впервые в жизни, почему же тогда он хотел свами познакомиться?

Какое-то время я стояла столбом, а потом просто-такипокатилась со смеху, а со мной – и все остальные девушки.

Господин в светлом пальто посмотрел на меня, вынул изо ртасигару, улыбнулся – а потом тоже начал смеяться.

Я вдруг поняла, что именно казалось странным в его лице. Онбыл довольно молод – не старше тридцати, но его лицо смахивало на лицосимпатичного гнома. Симпатичного, печального, усталого – и в то же времяпохотливого гнома…

Я отвела глаза, внезапно взволновавшись. Я ведь не знала,что вижу перед собой Робера-Артюра-Эдуара Ламартина.

Моего будущего мужа.

Всю ночь Алёна убеждала себя, что Никита ей померещился, чтоэто был просто-напросто глюк, что никакого Никиты вообще не существует вприроде, однако отправиться наутро на пробежку не решилась, а размялась взаброшенном саду, то и дело оступаясь в заросли крапивы, отцепляя от шортоввысокие побеги ежевики, которая держалась за них крепче какого-нибудьдержи-дерева, о котором Алёна только в книжках читала…

Прыгая и задирая ноги среди одичалых слив, она сделала дваоткрытия. Во-первых, урожай на мирабель в этом году оказался совершенноизумительный: в траве валяется несчетное количество желтеньких хорошенькихсливок, которые завтра уже пропадут, а сегодня из них просто грех не наваритьваренья для гостеприимных хозяев. Во-вторых, она подумала, что зряосторожничает: если Никита Шершнев появился в Мулене с целью прикончитьчрезмерно любопытную и слишком много знающую писательницу, то ему вовсе незачемноги бить и гоняться за нею по лесным дорогам с пистолетом или снайперской винтовкойна изготовку. Вот здесь, в саду, ее достать легче легкого – тихо и спокойно.Ветер шумит в вершинах каштанов соседнего двора – такого же, кажется,заброшенного, как и сад Брюнов, – так шумит, что ни выстрела слышно небудет, ни чужих шагов. Алёна и не заметит, если кто-то выберется вон из техобгорелых развалин, чуть видных сквозь деревья, подкрадется к ней, положит рукуна плечо, принуждая обернуться, а то и без предупреждения сунет перышко в бок…

Господи, какая жуткая фраза. Откуда это вдруг на ум пришло,из какого пошлого криминального романа?!

Может быть, из романа некоей Дмитриевой?

Алёна неожиданно для себя захохотала и принялась собиратьсливы. Бред, бред: ну каким образом Никита мог узнать, куда она уехала?!Призрак, призрак…

И она с легким сердцем отправилась в дом за какими-нибудьмахотками, чеплашками и прочими мисками. Сбором урожая она занималась часа три,так что Марине нынче пришлось самой варить для Лизочки манную кашу и кормитьребенка, который этим оказался очень недоволен. Наконец Марина отправиласьпроведать Алёну в саду и пришла в ужас, увидев количество собранной мирабели.

– Алёна, да вы что?! – вскричала она вужасе. – Куда столько?! У нас и сахару-то на столько нет, а банки вообщенаперечет.

– За сахаром Мориса пошлем в магазин в Тоннер, –безапелляционно ответила Алёна. – Насчет банок – это да, это серьезнее.Ладно, угомонюсь, так и быть, уговорили. Хватит и этого. Поможете мне отнестисливы, хорошо?

– А кто их будет чистить? – спросила Марина, идямеленькими шагами, словно балансируя, – не дай бог рассыпать сливы,набранные с горкой в пластмассовый ковшик.

– Чистить? – Алёна запнулась и чуть не усеяласвоей мирабелью округу.

Чистить! Она даже не подумала об этом! А ведь косточкивынуть надо обязательно, потому что, всем известно: в косточках вишен и слив, атакже абрикосов таится такая опасная штука, «амигдалин» называется, от которойчеловек, покушавши варенья или компоту, запросто может помереть. Ведь этотамигдалин – какой-то жуткий родственник синильной кислоты: сияющего цианида,как выразилась однажды великая и ужасная Агата Кристи…

Варенье с цианидом – это, конечно, ни к чему, однако примысли о том, что придется булатным вострым ножичком (тем самым пошлымкриминальным перышком!) ковырять всё это несметное количество желтенькой,мягкой, нежной мирабели, превращая ее в некрасивую кашу, Алёне захотелосьповернуть назад и высыпать свою добычу туда, где она и была добыта, – втраву под деревьями.

Марина покосилась на примолкшую гостью и по ее вытянувшемусялицу мигом поняла, какая печаль вдруг охватила Алёну.

– Мы вот что сделаем, – сказала она. – Мыпозвоним Николь – ну, хозяйке этого дома – и спросим, у кого из соседок здесьесть такая штука, которой косточки выбивают. У меня в Париже у самой она есть,и даже электрическая, но не возвращаться же в Париж, верно?

– Здорово! – вскрикнула восхищенная Алёна. –Мне такое и в голову не пришло – насчет косточковыбивалки, но я вообще жуткоотсталая в техническом смысле. И позвонить Николь мне бы тоже в голову непришло. Все же я женщина прошлого века. Пошли скорей звонить! А кстати, Марина,вы не знаете, что это за сгоревшие развалины видны через заросли сада?

– Сгоревшие развалины? – нахмурилась Марина,вспоминая. – А, у церкви, знаю! То есть я знаю, что они у церкви, но незнаю, что там сгорело. Я ж не здешняя, никаких местных легенд и преданий мненеизвестно. Но мы у Николь спросим. Про косточковыбивалку, а заодно и проразвалины.

– Тогда пошли скорей звонить! – обрадоваласьАлёна.