Наконец мы вышли на середину зала. Я огляделся по сторонам,и мне почудилось, что нарисованные монстры ожили. Мне показалось, что я падаю взнакомую черную бездну, как бывало в предчувствии видения, комната поплылаперед глазами. Я взял Клодию за руку. Она стояла задумчиво и неподвижно, ееравнодушный и отсутствующий взгляд на секунду встретился с моим, и я понял, чтоее надо оставить в покое. Она вырвала крошечную ладошку и быстро пошла прочь отменя. Торопливый стук ее каблучков отдавался громким эхом в огромном зале ибарабанным боем у меня в висках. Я сжал лоб ладонью и безмолвно опустил голову,словно боялся поднять глаза и увидеть ужасные, непереносимые страдания. Потомснова взглянул на вампира. Его лицо как будто парило передо мной во мракесвечи, древние мудрые глаза сияли в кругу темных ресниц. Каменные черты недрогнули, губы не шевельнулись, но мне показалось, что он улыбается. Яразглядывал его все настойчивей, убежденный, что это всего лишь волшебство,иллюзия, и я смогу преодолеть ее. Но чем дольше я смотрел на него, темявственней видел эту легкую и задумчивую улыбку. Вдруг он ожил перед моимиглазами, и я услышал или, точнее, почувствовал, как он что-то шепчет, говорит идаже напевает. Неожиданно приблизившись, он притянул меня к себе, обнял заплечи. Его лицо очутилось так близко, что я разглядел каждый волосок густыхресниц, блестящих в лучах нестерпимо яркого сияния глаз; легкое дыханиекоснулось моей кожи.

Я пытался отстраниться от него, но не мог шевельнуться, егорука держала меня мягко, но нерушимо, его свеча вдруг оказалась у меня прямоперед глазами, тепло шло от пламени, все мое холодное тело жаждало этого тепла;я потянулся к свече, но не нашел ее, видел только его лучезарное лицо,белое, гладкое и мужественное. Лестат никогда не был таким. Передо мной стоялдругой вампир, в нем соединились мы все, но он был такой же, как я, –существо моей породы.

И вдруг все кончилось.

Я протянул руку, чтобы коснуться его лица, но он был ужедалеко, точно и не приближался ко мне. Растерянный и изумленный, я отступилназад.

Где-то вдалеке, над ночным Парижем, зазвонил колокол.Долгий, монотонный звук проник даже в этот подземный зал, и балки перекрытийотозвались протяжным гудением могучих труб величественного органа. Я сновауслышал шепот или пение. Оглянувшись, я увидел, что тот смертный юноша здесь исмотрит на меня. Я жадно вдохнул запах жаркой человеческой плоти. Невесомаярука вампира поманила юношу, тот подошел, бесстрашно и возбужденно глядя мне влицо, и неожиданно обнял меня за плечи.

Это было впервые: человек сам, сознательно шел в моиобъятия. Я хотел оттолкнуть мальчика, чтобы спасти, но вдруг увидел синеватоепятно у него на шее. Он сам подставил горло моему жадному рту, приник ко мневсем телом, и я почувствовал, как напряглась его мужская плоть. Сдавленный стонвырвался из моих губ, но он прижался ко мне теснее, припал губами к моейхолодной, безжизненной коже. Я вонзил зубы в его горло, его твердая плотьвжималась в мое бедро; моя страсть оторвала его от пола, и мир пересталсуществовать, остались лишь ритмичные удары его сердца; как волны, онипрокатывались по всему моему телу, невесомый, я раскачивался вместе с ним,упиваясь его плотью, его чувственным восторгом, его сознательной страстью ксамоуничтожению.

Я очнулся, задыхаясь; он был уже не со мной, мои рукиобнимали пустоту, но губы еще хранили вкус его крови. Юноша лежал на полу рядомс вампиром, смотрел на меня так же спокойно и безразлично, как и его хозяин.Его глаза чуть затуманились от потери крови. Я молча шагнул к нему, не владеясобой, его взгляд дразнил меня. Он бросил мне вызов – остался жив! Он долженбыл умереть, но не умер; мы были так близки, но он выжил! Подавив желаниеброситься на него, я отвернулся и только тогда заметил других вампиров; онидвигались, как тени, возле стены позади меня – едва различимые темныесилуэты, – и огоньки свечей в их руках, казалось, скользили по воздухусами по себе. За их спинами угадывались смутные очертания гигантских фресок:стервятник с человеческим лицом раздирает на части труп, обнаженный мужчинапривязан за руку и за ногу к дереву, рядом, с соседней ветви, свисает туловищедругого, его отсеченные руки болтаются на веревках, а отрезанная голова торчитна колу возле дерева.

Снова послышалось тихое, воздушное, неземное пение. Голодотступал, но голова еще кружилась, и пламя свечей сливалось перед глазами вширокую горящую дугу. Вдруг кто-то резко толкнул меня в спину, я потерял равновесиеи чуть не упал. Я оглянулся и увидел худое, костлявое лицо презренного шута,его длинные белые пальцы тянулись ко мне. Но тот, другой, главный, быстрошагнул вперед и встал между нами. Кажется, он ударил его, но я снова не сумелуловить движение. Словно каменные статуи, они смотрели друг на друга. Кажется,прошла вечность; они стояли неподвижно, лишь слабые дрожащие огоньки в ихглазах выдавали присутствие жизни. Помнится, я, спотыкаясь, отошел к стене;точно слепой, натолкнулся на большое дубовое кресло и сел. Я чувствовал, чтоКлодия где-то рядом, она говорила с кем-то, из полумрака доносился ее тихийнежный голос. Стало жарко, и кровавый пот выступил у меня на лбу.

«Пошли со мной», – сказал Арман; он снова был рядом. Явнимательно следил за его лицом, стараясь уловить движение губ, но – тщетно.Клодия присоединилась к нам, мы вернулись на ту же лестницу и стали спускатьсяеще ниже, под землю. Клодия шла впереди, и я видел на стене длинную тень еехрупкой маленькой фигурки. Становилось прохладнее, воздух был свеж и влажен. Вщелях между камнями поблескивали капельки воды, они отливали красным золотом вотблесках пламени одинокой свечи нашего проводника.