Наконец мы оказались в маленькой комнате. В глубокойкаменной нише жарко горел камин. Напротив него в каменном же алькове стоялоширокое низкое ложе, отделенное от комнаты маленькими воротцами из двух медныхстворок. В первое мгновение все это ясно предстало моему взору: длинные рядыкниг вдоль стен, деревянный письменный стол по одну сторону камина и гроб– подругую. Но вдруг у меня закружилась голова, комната поплыла перед глазами, и язашатался. Вампир положил мне руку на плечо и усадил в глубокое кожаное креслоу камина. Палящий жар коснулся моих ног, и это острое приятное чувство вернуломеня к жизни. Я откинулся на спинку и, прищурив глаза, попытался разглядетьобстановку в комнате. Кровать в алькове показалась мне похожей на сцену. На нейлежал юноша, чью кровь я пил только что. Его голова с расчесанными надвое,слегка вьющимися возле ушей темными волосами покоилась на льняной подушке;в лихорадочном полусне он был похож на изнеженное и бесполое существо скартины Боттичелли. Подле него удобно устроилась Клодия, ее холодная рукабелела на его пышущей здоровьем румяной щеке. Она уткнулась лицом в нежную шеююноши. Вампир, скрестив руки на груди, стоял посредине комнаты и по-хозяйскисмотрел на них. Клодия наконец оторвалась от мальчика, по его телу пробежаладрожь. Арман взял ее на руки, нежно, совсем как я, и она обвила его шею руками.Губы ее раскраснелись от выпитой крови, а глаза были полуприкрыты, как вобмороке. Он бережно усадил ее на стол, она откинулась назад и грациозноулеглась среди толстых томов в кожаных переплетах, опустила руки на подолбледно-лилового платья. Юноша уткнулся лицом в подушку и уснул; его хозяинзатворил медные створки.

Что-то тревожило меня в этой комнате, но я не знал, чтоименно. Не мог понять, что со мной творится, но одно было очевидно: кто-тостарался изгнать из моей памяти два ужасных переживания – эти страшные, завораживающиефрески и отвратительное убийство, которое я, забыв о стыде и приличиях, едва несовершил на глазах у других.

Я никак не мог разобраться, что угрожает мне теперь и почемумой ум ищет путь к спасению неведомо от чего. Я не сводил глаз с Клодии. Онаполулежала на столе в окружении книг и других предметов – там былотполированный до блеска человеческий череп, старинный позолоченный канделябр,раскрытая толстая рукопись на пергаменте; буквы отражали яркий свет свечей. Настене, прямо над головой Клодии, висела гравюра, которую я заметил толькотеперь: средневековый дьявол с рогами и копытами парит над шабашемпоклоняющихся ему ведьм. Золотистые локоны Клодии едва не задевали ее. Онасмотрела на хозяина комнаты широко открытыми удивленными глазами. Вдруг мнезахотелось броситься к столу и схватить ее на руки, страшная картина мелькнулав моем воспаленном воображении: Клодия, неживая, как сломанная кукла, брошеннаянавзничь. Я перевел взгляд на дьявола – лучше уж видеть его отвратительнуюрожу, чем мрачную и неподвижную Клодию.

«Вы не разбудите мальчика, говорите, не бойтесь, –сказал вампир. – Вы явились издалека, и путешествие было долгим инелегким».

Мое смятение отступало, исчезало бесследно, точно клубыдыма, развеянные порывами ветра. Я уверенно и спокойно смотрел на него. Оннеторопливо прошел по комнате и опустился в кресло напротив моего. Клодия тожесмотрела на него, а он переводил взгляд с нее на меня. Его бесстрастное лицо неменялось, глаза смотрели спокойно и мирно, как всегда.

«Как вы знаете, меня зовут Арман, – сказал он. –Это я посылал Сантьяго прошлой ночью вручить вам приглашение на спектакль, азаодно и к нам в гости. Я знаю ваши имена и рад видеть вас у себя дома».

Я собрался с силами и ответил ему; собственный голоспоказался мне чужим. Я сказал, что мы так боялись оказаться единственнымивампирами на свете.

«Но откуда же тогда взялись вы сами?» – спросил он.

Клодия чуть приподняла руку, быстро взглянула на меня. Я несомневался, что Арман тоже заметил ее движение, но не подал виду. Я сразупонял, что она пыталась сказать.

«Вы не хотите отвечать», – задумчиво проговорил он, иэтот тихий, ровный, нечеловеческий голос, эти глубокие глаза снова околдовалименя; а ведь я с таким трудом вырвался только что из этих чар.

«Ты здесь главный?» – спросил я.

«Нет, если понимать слово главный так, как понимаешь еготы, – ответил он. – Но если бы кто-то и возглавил наше сообщество, тоэто был бы я».

«Прости меня… Я пришел не затем, чтобы обсуждать, как я сталвампиром, это не тайна для меня и не вызывает вопросов. И если у тебя нетвласти, которая требует беспрекословного уважения и подчинения, я не стануговорить об этом».

«А если бы я сказал, что у меня есть такая власть, ты быподчинился?» – спросил он.

Жаль, что я не могу передать, как он говорил: каждый раз онсловно выходил из волшебного состояния созерцания; то же самое теперьпроисходило и со мной, и мне трудно было преодолеть это волшебство. Он ни разуне пошевелился, но наша беседа казалась очень оживленной. Это и пугало, ипритягивало меня, так же как простая, но богатая обстановка его комнаты. Здесьбыло только самое необходимое: книги, стол, пара кресел у камина, гроб,картины. По сравнению с ней роскошное убранство нашего номера казалось нетолько пошлым и вульгарным, но и совершенно бессмысленным. Только присутствиеспящего юноши оставалось для меня загадкой. Его роли я никак не мог понять.

«Не уверен, – отозвался я, не в силах отвести взгляд отомерзительного портрета сатаны. – Сначала я должен узнать, кто… кто далтебе эту власть. Другие вампиры… или кто-нибудь еще».

«Кто-нибудь еще, – протянул он. – Что ты имеешь ввиду?»

«Вот это!» – я указал на средневековую гравюру.

«Это всего лишь рисунок», – заметил он.

«И все?»

«И все».

«Значит, не сатана поставил тебя над ними? Не он дал тебевласть вампира?»

«Нет», – спокойно ответил он, и я не мог понять, что онсейчас думает и задумывается ли вообще над моими вопросами.

«А другим вампирам?»

«Нет», – ответил он так же спокойно.

«Значит, мы… – я наклонился вперед, не в силах сдержатьволнение, – не дети дьявола?»

«О чем ты? – задал он встречный вопрос. – Разведьявол сотворил этот мир?»

«Нет, если кто его и создал, то только Бог. Но и дьяволасоздал Бог, и я хочу знать, а вдруг мы – творения сатаны?»

«Ты совершенно прав, дьявола сотворил Бог, значит, и он –дитя Божье. И все мы тоже. Никаких детей сатаны не существует».

Я не мог скрыть своих чувств и, откинувшись на спинкукресла, снова взглянул на гравюру. На мгновение я забыл о присутствии Армана изадумался, потрясенный его неоспоримой и простой логикой.