Подобно многим в свите императора, которую Екатерина, нескрываясь, называла «пошлой компанией», Валерьян Строилов руководствовалсячетырьмя основными житейскими правилами: религия – химера, рассудительность –порок, рассеянность – закон, мода – стихия. Он ездил на все собрания, на всебалы, в спектакли, в клубы, маскарады, на рауты, но самой главной его забавоюбыли женщины. Многие примеры во всяком роде сластолюбия подавал: имелпостоянную наложницу, но не упускал и временных даров любви. Впрочем, непропускал случая променять даму сердца на карточную даму. Иначе говоря,Строилов готов был ночи напролет играть в рокамболь, ломбер, кампи, будучи изтех азартных игроков, которые не только имения и состояния, но и жен, дочерейсвоих на кон ставили. О таких, как он, говорили: «Начни играть в карты сам ссобою, и тут найдет средство проиграться!» Короче говоря, Строилов был вдолгах, как в шелках, и единственное его достояние – нижегородская вотчина,деревня именем Любавино, была давно заложена и перезаложена. От должников онпока что всякими правдами и неправдами заклинался, пользуясь расположениемгосударя, и продолжал беззаботное житье при дворе, уповая лишь на чудо: крупныйвыигрыш, который должен же был случиться хоть когда-нибудь!

Император любил азартных картежников, сам был таков, аимператрица Екатерина Алексеевна их не переносила. Она частенько так про нихвысказывалась: «Эти люди никогда не могут быть полезными членами общества,потому что привыкли к праздной и роскошной жизни. Они хотят всю жизнь своюпровести в этой пагубной игре и, таким образом лишая себя всего своего имения инисколько об этом не заботясь, делают несчастными и других, которых ониобманывают и вовлекают в игры».

До недавнего времени Екатерина полагала Строилова существомвовсе незначительным, но безобидным, мол, чем-то вроде любимых императоромигрушечных солдатиков. Однако со вчерашнего дня отношение ее к Строилову резкоизменилось. За ужином Петр, никогда не упускавший случая, подвыпив, публичновысказать жене свое пренебрежение, вдруг принялся громко, издевательскихохотать, когда Екатерина принялась обсуждать с президентом камер-коллегиидействительным тайным советником Мельгуновым число городов в Российскойимперии, точного количества которых не знали нигде, даже в Сенате.

Екатерина вообще старалась примениться ко всякой обстановке,в которую попадала, как бы ни была она противна ее вкусам и правилам;повергнуть в замешательство ее было трудно, да и ко многому она в жизнипривыкла, но все-таки, как любую женщину, ее ранило столь злое и откровенноепренебрежение мужа. Придворные тоже всякого навидались в отношениях этихкоронованных супругов и, будучи людьми искушенными и осторожными, просто делаливид, что ничего не слышат и не видят. Однако Валерьян Строилов, подбодренныйизрядным количеством бокалов венгерского и малаги, громко подхихикнулимператору, за что и удостоился здоровенного тычка в бок от своего соседа ибыстрого, как молния, взгляда Екатерины. Вообще говоря, она не былазлопамятной, но, как никто другой, умела чужую глупость делать орудием своегочестолюбия, чужую слабость обращать в свою силу…

Прошло три дня. И вот императрица как бы случайноповстречала в только что отделанной античной зале графа Валерьяна. Государыняглянула на него с выражением, кое показалось графу более чем приветливым.Проницательная Дашкова ощутила приближение грозы, ибо улыбка Екатеринынапоминала блистание далеких зарниц. Строилов же, проницательностью неотличавшийся, принял как должное, когда императрица, умильно осведомившись оего здоровье, произнесла:

– Счастлива нашей встрече, граф. Но вижу, что краски, вкоторых я вас прежде воображала, во многом уступают даже яркости вашего наряда,не говоря уже о розах, которые цветут на ваших щеках!

Одежду Строилова и впрямь никак нельзя было назвать бесцветнойи однообразной. Малиновый бархатный кафтан; белые гроденоплевые штаны,застегнутые ниже колена золочеными пряжками с каменьями; ярко-голубой камзол,шитый блестками; желтые шелковые перчатки; часы с короткой цепочкою, на которойболталось не менее пяти брелоков и печаток; белье тончайшее; манжеты издорогого кружева; белый батистовый накрахмаленный галстук. Волосы надушены,напудрены и придавлены щипцами с той именно силою, которая образовывала моднуюприческу а l`oiseau royal… Валерьян полагал себя неотразимым.

От издевательского и двусмысленного комплимента императрицыголова пошла кругом. Он уже видел себя новым фаворитом сей прекраснойвластительницы. А поскольку щедрость ее к своим друзьям была всем известна, отПетра же он получал лишь самое незначительное содержание и жил в основном засчет карточных выигрышей (увы, куда более редких, чем проигрыши), то мысленноуже распрощался со своим прежним покровителем. Когда же Екатерина шепнулаДашковой – достаточно, впрочем, громко, чтобы граф мог расслышать: «Как онхорош! Как он прекрасно держится!» – он счел счастье свое уже свершившимся ипотащился за Екатериною в ее покои, как бычок, идущий за телушкой, не зная, чтоего ведут на бойню.

* * *

За легким, игривым разговором, прерываемым многозначительнымивзглядами и улыбками, пили черный кофе. Императрица и Дашкова вкушали его свидимым удовольствием, не разбавляя; Валерьян же Строилов, раз хлебнув, ощутилсильнейшее сердцебиение и принужден был добавить в чашку добрую порцию густыхсливок. Кофе Екатерине всегда варили из одного фунта на пять чашек; после неелакеи добавляли воды в осадок и наслаждались вполне крепким напитком, а послених еще и истопники переваривали!

Что до графа, то он предпочел бы большое звено белужины ибокал шампанского. Но удостоиться от государыни приглашения на чашку ее кофемог далеко не каждый; вдобавок Екатерина настойчиво выспрашивала Строилова обовсех его делах, и, небрежно развалясь на кушетке, он отвечал на эти вопросы, нето жалуясь, не то восхваляя себя:

– Я за картами мот! При первом проигрыше закипит кровь, каксмола на огне, а меня унимать трудно!..

И Екатерина его ничуть не порицала. Напротив, гляделавосхищенно, словно крупные проигрыши были бог весть какой доблестью. В этомумении дать человеку почувствовать, что есть в нем лучшего, и была тайнанеотразимого обаяния, какое Екатерина производила на тех, кому хотеланравиться…Одним словом, Валерьян готов был пасть к ее ногам и признаться всвоей давней и тайной страсти еще прежде, чем она произнесла, сопроводив своислова особенно приветливым взглядом ясных очей:

– Я в вас нуждаюсь ныне гораздо больше, чем вы во мне. Нонастанет время, и я воздам сторицею!

Ее взор обещал, обещал, манил, и Валерьян воскликнул своодушевлением:

– Исполню все, что вы пожелаете!

– Друг мой, – проворковала императрица, – мне желательно васженить!