— Что «просто»? — уточнил Альгидрас, не дождавшись продолжения моей фразы.

— Просто хотела понять, ждет ли его кто-то дома.

— Рабыни, — коротко ответил он.

— А семья?

— С семьей он не ладит. Ты сама видела. Альмиру на дух не выносит, со старейшиной в вечной войне.

В голосе Альгидраса послышалось раздражение, а мне вдруг стало невыносимо жаль Грита. Жалость немного приглушала тревогу, не дававшую нормально вздохнуть, поэтому я ухватилась за мысль о том, что вернувшего из похода Грита никто не ждет. Потом я подумала, что, будучи не в духе, он может обидеть своих слуг. Их мне тоже стало жалко. Как и воинов, которые явно испугались его гнева. Особенно тех пятерых, что, повинуясь старейшине, попытались уйти с берега.

— Он не пара тебе. И не потому, что я не хочу видеть кого-то рядом с тобой, а потому что он опасен. Услышь меня.

Мысль о том, что сам факт наличия мужчины рядом со мной его не беспокоит, причинила мне неожиданную боль. Хоть и была сама по себе не новой.

— Я сама разберусь с тем, кто мне здесь пара, а кто нет, — отрезала я.

Альгидрас некоторое время молча на меня смотрел, а потом покачал головой и, ничего не сказав, ушел прочь. Димка все еще играл в саду, и ему было не до меня. Я горько усмехнулась и отправилась в дом.

В доме бурлила жизнь, и я, вызвавшись помочь, против воли заразилась предвкушением праздника. Не то чтобы я ждала прихода Грита, но сдержанная радость Граны передалась и мне.

Стоило Гране и старшим девочкам закончить с готовкой, как во дворе послышался радостный детский визг. Я вышла из дома последней. Грита висела на отце, Димка радостно прыгал рядом. Остальные девочки тоже окружили Грита. Они не подходили близко, но на их лицах читалось радостное оживление. Особенно взволнованной выглядела самая старшая из девочек, Хелия. Не знаю, приходилась ли она родственницей Гране, однако к Гриту девочка испытывала явно не родственные чувства.

Грит спустил дочь с рук и что-то сказал Гране. Та, чуть поклонившись, начала было что-то говорить, но он перебил ее нетерпеливым взмахом руки. Меня всегда коробило то, как пренебрежительно относится Грит к собственной бабушке. В такие минуты слова Альгидраса о нем приобретали смысл.

Оглянувшись, Грит наконец увидел меня и направился в мою сторону. Грита опередила отца и, подскочив ко мне, стала показывать разноцветные бусы, украшавшие ее шею. Насколько я поняла из ее объяснений, это был подарок отца из похода. Я посмотрела на невозмутимое лицо Грита и едва сдержала улыбку. Встреча с судном Алвара никак не могла объяснить появление этих бус. Выходит, он просто готовил подарок дочери заранее.

Грит поднялся на террасу и направился к столу, поманив меня за собой. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Дети остались в саду. Даже старшие девочки, к неудовольствию Хелии.

Грит опустился на циновку у накрытого стола и налил в кубок вина.

— Садись, — указал он мне на место напротив себя.

Я присела, и он протянул мне кубок.

— Я не хочу, — покачала я головой.

Он на миг прищурился, однако спорить не стал.

На террасу поднялась Грана, и я встала с циновки, потому что мне было неловко сидеть в присутствии женщины вдвое старше меня. Грит посмотрел на меня, потом на Грану и указал бабушке на место у стола. Та просветлела и присела рядом со мной.

Грит пожелал нам приятного аппетита, и мы были вынуждены присоединиться к трапезе. Я отщипывала ягоды от ветки винограда и изо всех сил делала вид, что меня совсем не волнует пристальный взгляд Грита.

Наконец Грана нарушила тишину, спросив, добрым ли был поход. Я едва не застонала, потому что обсуждение похода — это явна не та тема, которая сейчас способна была поднять Гриту настроение. Однако, к моему удивлению, он довольно спокойно принялся рассказывать о походе. Говорил он медленно, но я все равно почти ничего не поняла. Разобрала только, что все остались живы-здоровы и что на острове теперь гости. Ну, это я и без него знала. Зато Грана была явно счастлива, потому что, похоже, ей нечасто удавалось получить порцию внимания от собственного внука. А еще, хоть я и не видела Грану с другими ее внуками, мне почему-то казалось, что она любит непутевого Грита больше остальных и очень страдает от его отношения к ней.

Вскоре Грана извинилась и оставила нас одних. Я попыталась было ее удержать, но она сослалась на усталость, хотя я прекрасно понимала, что она делает это, чтобы угодить Гриту. В принципе, это даже не было подлым поступком с ее стороны, потому что я была женщиной свободной, а Грит со мной вел себя вполне пристойно. Оставалось только надеяться, что так продолжится и дальше.

Стоило Гране уйти, как Грит прислонился спиной к стене и принялся меня рассматривать. Под его внимательным взглядом мне было очень неуютно, но я старалась не подавать виду.

— Тебе нравится здесь? — наконец спросил он.

— На острове или в доме Граны? — спросила я.

— И там, и там, — улыбнулся он.

— Остров красивый, а Грана добра ко мне.

На этом мой словарный запас, соответствующий ситуации, к несчастью, закончился. Но Гриту, кажется, этого хватило.

— Красивая, — медленно произнес он, перестав улыбаться.

Мой желудок сжался, потому что я как-то сразу поняла, что игры закончились.

— Я хочу, чтобы ты жила в моем доме, — медленно, едва ли не по слогам, произнес Грит. — Вам с сыном там будет безопасно.

Я растянула губы в улыбке и прошептала:

— Я не понимаю.

Грит встал с циновки, и я тоже вскочила, едва не перевернув блюдо с виноградом, которое стояло у края столика. Грит бросил взгляд на рассыпавшиеся по столу виноградины, а потом не спеша приблизился ко мне. Я начала отступать, понимая, что за моей спиной перила террасы и юбка не позволит мне быстро через них перебраться.

— Почему ты меня боишься? — подойдя ко мне почти вплотную, уточнил Грит.

Я нервно пожала плечами, не зная, что ответить. Если бы мы говорили на одном языке, я бы сказала ему, что мне не нравится то, как он ведет себя с Граной, меня пугают слухи, которые ходят о нем здесь. Но выразить все это мне, увы, не хватало словарного запаса.

Грит понял, что ответа не дождется, и, стараясь не делать резких движений, поднял руку, будто всерьез боялся, что я отскочу. Я бы, признаться, отскочила, если бы моя поясница не упиралась в перила. Пальцы Грита были шершавыми и очень горячими. Он осторожно провел ими по моей щеке и я, собрав все свое мужество, произнесла:

— Я не могу.

— Почему? — спросил Грит, не убирая руку. Он стоял так близко, что непременно должен был слышать, как колотится мое сердце.

— Я тебя не люблю, — простодушно ответила я и зажмурилась от собственной глупости.