Свет фар вырвал из темноты железные ворота, Полифемпосигналил, и они плавно раздвинулись. По гравийной дорожке мы проехали в глубьдвора. Дом, большой и мрачный, смутно вырисовывался на фоне темного неба. Навостоке едва заметно светлело. «Хорошенькое утро, — подумала я. — Илиночь. Вообще-то, разницы никакой».

— Пушка где? — спросил Полифем, выходя из машины.

— Осталась в доме мужа. Другой не разжилась и теперьочень сожалею.

— Не говори глупостей, — сказал он и дверьраспахнул. — Пошли.

Мы поднялись на крыльцо, он впереди с сумкой в руках, я заним. Полифем нажал невидимую в темноте кнопку, вспыхнул красный огонек, и онпроизнес тихо:

— Это я. — Что-то щелкнуло, и дверь открылась.

— Богатый человек дядя Юра, — заметила я, заходя вхолл. — Один дом краше другого.

— Нам прямо, — сказал Полифем и зашагал покоридору.

Мы вошли в комнату, обставленную как кабинет. Вдоль стеншкафы, и в них книги. «Интересно, кто эти книги читает? Не иначе как дядя Юракупил дом у знакомого литератора вместе с мебелью и библиотекой. Богатыйчеловек, отчего ж не купить».

Сам дядя Юра сидел в кресле за огромным столом, настольнаялампа освещала его и нас, углы комнаты тонули во мраке.

— Классная декорация для развязки, — заявила я,отодвинула стул и села.

— Здравствуй, дочка, — сказал дядя Юра голосомСанта-Клауса.

— Здравствуйте, — ответила я. — Должнасказать, что для покойника вы выглядите неплохо.

— Не будем говорить о пустяках.

— А о чем тогда? — искренне удивилась я.

Полифем поставил на стол сумку и замер справа от дяди Юры.

— Все? — спросил тот.

— Все, — кивнул Полифем.

— Ты был с ней у Цыгана?

— Пришлось, — пожал плечами Полифем. — Ктодонес?

— Твоя Алена. Не стоило ездить, это будет труднообъяснить.

— Кому? Я привез деньги.

Дядя Юра перевел взгляд с сумки на меня.

— Ты ведь понимаешь, дочка…

— Вроде бы я просила меня так не называть. Мы с вамидаже не родственники. Это первое. Теперь второе: деньги я ваши действительносвистнула, с моей точки зрения, вы это заслужили своими дурацкими хитростями.Вы сознательно втравили меня в гнусную историю, заведомо зная, что живой мне невыбраться.

— Я лишь попросил тебя отвезти деньги.

— Ага, — я хохотнула. — Ладно. Глуповспоминать то, что уже не изменишь. Я взяла ваши деньги, которые вы свистнули усвоих друзей…

— Это не мои деньги. Я ведь говорил: они принадлежатмногим людям, я только храню их…

— Мне это не очень интересно. Меня больше интересуетдругое: я смогу покинуть этот дом? Я имею в виду, не вперед ногами, асобственным ходом и с головой.

Дядя Юра сцепил пальцы и маетно вздохнул. Ответ стал мнеясен. Я усмехнулась, вытянула ноги и стала смотреть на него. Разумеется, самдядя Юра рук пачкать не станет. Выходит, Полифем? Мама моя… чертов любительнадрезов на шее… Я перевела взгляд на Полифема. Он стоял не шевелясь, точноистукан, руки сложены за спиной, а лицо тонуло в полумраке вместе с потолком иуглами комнаты. «Если ты сейчас же не придумаешь что-нибудь выдающееся, —с тоской подумала я, — тебе не повезет. Да так, что никакое везение потомпросто не понадобится». Тут одна мысль пришла мне в голову, незатейливая, нобыстро все расставившая на свои места.

— Я хочу, чтобы ты меня правильно поняла, дочка, —начал дядя Юра. — Я просил тебя отвезти эти деньги…

— Не было там никаких денег… — засмеялась я. — Тамбыла бумага. Вы надоумили своих друзей отправить меня курьером, под негласнымприсмотрим вашего циклопа. И тут же стали хитрить: деньги повез другой курьер.А у меня хватило ума их свистнуть. А теперь, прежде чем перерезать мне горло,вы пытаетесь уверить меня в том, что человек я нечестный, и потому заслуживаютакой участи. Надо полагать, вы таким образом свою совесть успокаиваете. Я жеиграла по правилам, которые мне навязали, и не вам меня судить, потому что вы,Юрий Петрович, негодяй и подлец. С чем я вас и поздравляю, потому что такие,как вы, выигрывают у таких, как я.

— Я успел к тебе привязаться, дочка, — совершенносерьезно сказал дядя Юра. Я слабо хрюкнула и посочувствовала:

— Ничего, будете приходить на мою могилу с букетом роз.Так даже лучше для вас, покойники покладисты, беспокойства никакого, и сэмоциями все в порядке. Или могилы не будет? — перевела я взгляд с одногона другого. — Жаль, Тогда ничем помочь не могу, обойдетесь без воскресныхвыходов на кладбище.

Дядя Юра поморщился.

— Не надо так… Мы можем договориться. Ты уедешь,сменишь имя и никогда сюда не вернешься.

Я больше не хрюкала, а смеялась в голос.

— Вы всерьез верите, что я кинусь вам на шею со слезамиблагодарности? Доверчиво поеду с Полифемом, и где-нибудь отсюда подальше онмило, по-семейному, перережет мне горло, чтобы не портить удачную сценупрощания? Не смешите. Вы меня не отпустите, я свидетель, а хороший свидетель —это мертвый свидетель.

— Я рад, что ты меня понимаешь, дочка, — оченьгрустно заявил дядя Юра. — Я действительно не могу тебя отпустить.

— Да я понимаю, понимаю, — кивнула я. — Нодело в том, что умирать совершенно не собираюсь. — В этом месте я досталапистолет и сняла его с предохранителя. — Извините, ребята, у вас проблема.

Дядя Юра с удивлением взглянул на Полифема. Тот сказалспокойно, этим своим тихим голосом, способным любого довести до бешенства:

— Он не заряжен, — и достал свой.

— С ума сойти, — засмеялась я. — Перестрелкау кораля братьев Буш.

— Никакой перестрелки, — заявил Полифем, —твой пистолет не заряжен.

— А я так не думаю.

— Ты меня обижаешь, — вздохнул он, — яникогда бы не привел тебя сюда, не будь в этом уверен.

Дядя Юра улыбнулся, с тихой лаской глядя на меня.

В этот момент Полифем выстрелил и снес ему половину черепа.Я все-таки вздрогнула.

— Черт… в доме есть кто-нибудь?