производить хорошее впечатление. Что не мешает ему, естественно, тратить деньги на гладиаторские игры, на развлечения для народа, что тоже все очень любят. Он приходит в сенат и говорит с сенаторами тихо, опустив глаза, называет их отцами, то есть всячески показывает, что он их слушается. Но сенаторы очень хорошо знают, что лучше не возражать, потому что есть много историй о том, как Октавиан обходился с теми, кто каким-то образом ему не угодил: кого-то он казнил, кого-то ссылал, с кем-то расправлялся чуть ли не собственноручно, – это впечатляло. И сенаторы, хоть он всячески подчеркивал, что они все решают, почему-то предпочитают всякий раз голосовать по важным решениям так, как голосует Октавиан.

Он даже иногда соглашается с ними, когда они ему возражают, – но только по второстепенным вопросам. А в важных делах осмотрительный и безжалостный Октавиан получает то, к чему стремится: с одной стороны, он сосредоточил в своих руках высшую власть (все время отказываясь занять должность диктатора, к чему его неоднократно призывали), а с другой – сумел избежать чрезмерного раздражения знати, где-то делая ей уступки и позволяя сенаторам сохранить лицо. И очевидно, благодаря этому в течение нескольких десятилетий он удерживается у власти. Все счастливы, что войн гражданских больше нет. Войны на окраинах империи у него оказались не очень успешны. Самым страшным позором было, конечно, когда его полководец Квинтилий Вар попал в засаду в Тевтобургском лесу, и германцы уничтожили его войско. И Август потом бился головой о стену и кричал: «Вар, верни легионы». Но в целом все идет спокойно. Денег много. Расцветает культура. Век Августа – это золотой век римской поэзии, когда пишут Вергилий, Гораций, Овидий, даром что последний будет сослан в ужасное, дикое и холодное Причерноморье – в те места, которые мы сегодня называем Молдавией, и будет в стихах описывать, что здесь так холодно, что вино замерзает в сосуде и превращается в лед. Во всяком случае, это время блистательного подъема культуры, римского духа – ну или, по крайне мере, выглядит таковым. Может быть, и есть где-то недовольные исчезновением былых вольностей, но – наглядный пример soft power – вольности уходят так постепенно, умирают так тихо, что это, пожалуй, и не очень заметно.

В 14 году Август умирает, и, естественно, встает вопрос о наследнике. Если бы в Риме была царская династия, то вопрос о наследовании решался бы как полагается: у царя имеются дети или еще какие-то родственники, которые ему наследуют. Но формально в Риме нет никакой монархии, это республика. Великий немецкий историк, один из самых крупных специалистов по Риму всех эпох Теодор Моммзен отчеканил такую формулу: принципат умирает вместе с принцепсом. То есть умирает принцепс, умирает правитель, и кто будет дальше – непонятно. Ну, конечно, предполагалось, что по умолчанию это будет кто-то из родственников Августа. А вот с родственниками у него было плоховато.

Ж.-Ж. Тайлассон. Вергилий читает «Энеиду» Августу и Октавии.[44] 1787 г.

У Августа, как часто случалось в это время, за его довольно долгую жизнь сменилось несколько жен. Когда-то в римской республике развод казался чем-то совершенно небывалым. Восхваляли матрон, которые после смерти мужа ни за что не соглашались снова выйти замуж, – но все это осталось в прошлом. Брак в Риме воспринимался достаточно просто. Семья на шкале римских ценностей стояла чрезвычайно высоко, но любовь к ее созданию имела отношение самое отдаленное. Заключение брака в первую очередь было имущественным контрактом. Мы знаем, что в Риме у женщин не было даже личных имен, были только родовые имена: всех женщин из рода Юлия звали Юлиями, а всех женщин из рода Октавиев звали Октавиями, сколько бы их ни было. Глава семейства передает свою дочь – свое имущество – другому человеку, они заключают об этом контракт. Если мы говорим о верхах, то здесь браки имели еще и политическое значение – для установления связей, формирования влияния, сохранения, преумножения и передачи богатств рода. Собственно, все.

В связи с этим разводы тоже осуществлялись очень просто, без особого надрыва и общественного осуждения, если нужны были другие связи, заключались другие союзы. И вот Август несколько раз был женат. У него была дочь Юлия, печально известная своим дурным поведением, у него были внуки, то есть непосредственные потомки. Про Юлию речи нет, потому что женщины вообще не наследовали конечно же в Риме власть, а внуки умерли раньше деда. Последнюю свою жену Ливию Август явно любил, если эти слова применимы к Древнему Риму. Она была замужем уже до того, как Август увел ее от мужа – Тиберия Клавдия Нерона. У нее был сын Тиберий – будущий император, и у нее уже после того, как Август развел ее с мужем, а произошло это, когда она была беременна, родился сын Друз. Поговаривали даже, что, может быть, это не сын первого мужа Ливии, а сын Августа, может быть, у них и раньше был роман. Август вообще был, несмотря на весь его облик хранителя древних нравов, весьма любвеобилен. Как бы там ни было, но, во всяком случае, Август женится на Ливии и до конца дней будет жить с ней. И конечно же, когда выясняется, что у Августа нет прямых потомков, Ливии, которая пользовалась большим влиянием на мужа и на политические дела, естественно, хочется, чтобы власть унаследовал ее сын. Младший из ее сыновей Друз умер раньше Августа. После него осталось потомство, важное для нашей истории, – его-то внуком и будет Калигула.

Но был у Ливии и другой сын – Тиберий. Ливия всячески добивается того, чтобы Август сделал Тиберия наследником. Август усыновил Тиберия. Это тоже было в Риме делом обычным: усыновляли направо и налево того, кого считали нужным, чтобы оставить им богатство, как-то узаконить положение человека в городе. Это считалось совершенно в порядке вещей. Если человек усыновлял кого-то, то предполагалось, что усыновленный будет наследником этого человека, и он воспринимался как родной сын. Октавиан Август своим влиянием был обязан тому, что он был внучатым племянником Юлия Цезаря, но Цезарь его усыновил, поэтому он считался сыном Цезаря. И теперь он сам усыновляет своего пасынка, сына своей жены, для того чтобы укрепить его права, а вдобавок еще и женит его на своей беспутной дочери Юлии. Совершенно не смущаясь тем, что у Тиберия на тот момент была жена, у них был ребенок. Ради политических шахмат можно просто передвигать людей, как фигурки. При этом говорили, что Тиберий