принца Нассау и казенными деньгами. Оставшиеся еще суда боролись с врагом и страшной бурей. Люди с погибших судов большей частью спасались на островах, где и забраны в плен.

Принц Нассау, оставив свой адмиральский корабль, пытался вновь ввести в бой канонерские лодки, для чего и переходил на шлюпке от одной к другим. Цели, однако, как сказано, не достиг, и канонерки отступили. По уходе их, всеми покинутый среди бурного моря, едва добрался он до ближайшей бомбарды и, бросив якорь, остался выжидать суда, кои могли спастись, а затем пошел вслед за канонерками к отряду выборгской эскадры, стоявшему у Курсалё. Канонерки между тем попутным ветром ушли еще далее к Питкопасу. По словам же шведских историков, Нассау едва избег плена и бежал на шлюпке.

Оставшиеся в Роченсальме суда продолжали, между тем, сколько могли отстреливаться сами, никем не руководимые пока одно за другим не утопали или не делались добычею неприятеля. Наступившая темная ночь уже поздно приостановила канонаду. Рано утром последний уцелевший фрегат Константин пытался было выбраться в море, но продолжавшийся тот же крепкий ветер, вместе с недостатком снарядов при сильных повреждениях, отдали и ero в руки неприятеля. К 10-ти часам утра 29-го июня кончился этот несчастный бой, которому русская история, со времен нарвского погрома, не представляла подобных.

Урон Русских был громадный: одних судов, по ведомости подписанной самим Нассау, потеряно 54, в том числе 5 фрегатов, 4 шебеки, 2 плавучих батареи, 7 шкун, 16 галер и 20 других судов[92].

Потеря людьми в точности не определена: дела канцелярии адмирала взяты были, как сказано, Шведами на адмиральском фрегате. Показываемую же некоторыми шведскими историками цифру потери в русских офицерах в 279 едва ли следует считать преувеличенною, в виду столь большего числа погибших и захваченных неприятелем судов. Равным образом, сведение этих историков о потере русскими до 10. 000 нижних чинов, в том числе до 6. 000 пленных, должно быть, также близко к истине. Гр. Салтыков по слухам писал о 7. 000 потери[93]. По объяснению самого принца Нассау на одном острове Лехме было брошено без помощи до 3. 000 чел.; все они и взяты в плен. Другие историки показывают цифру русского урона много большей. Руссофоб Поссельт вычисляет ее даже в 14. 658 чел. Очевидец битвы Казелак определяет ее в 12. 000 ч. и в 1. 412 пушек.

О своем поражении принц Нассау сообщил главнокомандующему графу Салтыкову в тот же день, 29-го июня, с лаконизмом и откровенностью отчаяния: «Jai le malheur dêtre obligé de prévenir V. Exc., que la flotille vient dêtre battue et presque détruite»[94]. В объяснениях своих Императрице он оправдывался неисполнением со стороны канонерок данных приказаний, обвиняя даже команды их в трусости. На деле же вина была в крайнем легкомыслии, с которым он приступил к этому делу[95]. Одержав здесь победу в минувшем году, весь под впечатлением легко доставшегося ему успеха неделю назад, он не позаботился ознакомиться с новым положением Шведов и пошел прямо на них после продолжительного ночного перехода на веслах. Люди проработали 20 часов и были крайне утомлены. Команда на канонерках состояла из только что набранных людей, не только непривычных, но и вовсе с морем незнакомых. Принц так мало приложил внимания к предстоявшему бою, что по собственному сознанию, не знал какие у него команды. Мало того: начальство над канонерками принадлежало генералу Буксгевдену. Нассау не выждал его прихода и повел лодки в дело, тут же поручив начальство над ними постороннему генералу Палену, не знавшему никого из начальников ему теперь подчиненных. Некоторые лодки не имели вовсе командующих офицеров. При всех этих условиях непривычные люди должны были держаться на веслах против сильнейшего ветра и в то же время отстреливаться от неприятеля, действовавшего при самых благоприятных для него обстоятельствах.

Известие о роченсальмском погроме пришло в Петербург в ночь на 1-е июля. За несколько часов перед тем был отслужен торжественно, при общем восторге, благодарственный молебен за победу в Выборгском заливе 22-го июня. Новость была тем более ужасна, что легла на яркий фон общего ликования. Императрица старалась сохранять спокойный вид, ободряла окружающих историческими примерами, действиями самого Петра Великого, который до Полтавы терпел многие поражения; утешала и Нассау, припоминая его прежние заслуги. Но в глубине души Екатерина очень страдала, тем более, что контраст с победой 22-го июня, и вызванными, ею розовыми мечтами, был неизмерим. «После сей прямо славной победы, — писала она Потемкину шесть дней спустя, — последовало несчастное дело с гребной флотилией, которое мне столь прискорбно, что после разнесения черноморского флота бурею, ничего столько сердце мое не сокрушило, как сие».

В самый день Свенскзундского бедствия, на сухом пути у деревни Тогокотти происходила успешная для нас стычка. Часть корпуса Мейерфельда намеревалась скрытно пробраться к Давидштадту и уничтожить в нем русские провиантские магазины. Цель эта не была, однако, достигнута, отряд разбит и прогнан, причем взято в плен несколько офицеров и довольно нижних чинов. Но понятно такой успех ничего не значил в сравнении с великим несчастьем, обрушившимся одновременно на галерный флот.

Лишь только известие о последнем было получено в Петербурге, Императрица в тот же день, 1-го июля, послала гр. Салтыкову указ с повелением озаботить неприятеля диверсией, для удаления части войск, которые иначе он может обращать на усиление флотилии. С своей стороны принц Нассау, который после дела 28-го июня просился в отставку, но не был уволен Императрицей, представил ей свой проект отмщения. Главным образом, он заключался, впрочем, в исполнении того же, на чем Нассау только-что получил такой страшный урок, т. е. запереть Шведов в Роченсальме, завладеть островом Кутсало, устроить там батареи и громить шведскую флотилию, в то время как часть корабельного флота будет сторожить его со стороны моря. Теперь было лишь то различие, что Нассау уже сам требовал энергических диверсий от сухопутной армии гр. Салтыкова.

Екатерина одобрила эти соображения, но отсутствие между главными начальниками доброго согласия замедляло исполнение, тем более что Салтыков не сочувствовал плану Нассау. После повторенных не один раз энергических повелений все было, наконец, настолько подготовлено, что следовало ждать таких военных действий, которые, по-видимому, должны были решить жребий трех кампаний. Эскадра Повалишина лавировала уже перед входом в Роченсальм в виду Шведов. Атака была окончательно назначена на 8-е августа. Между тем по войскам совершенно неожиданно сделалось известным о заключении 3-го числа мира со Швецией.

ГЛАВА VIII. Верельский мир