Что происходит? Что за смена караула? Там, на вершине,оборудован наблюдательный пункт или как? За кем наблюдают?

Ну вот, я разволновалась. А ведь очень может быть, чтопросто какую-нибудь бургундскую крестьянку нетерпеливый любовник выслеживает.Когда супруг удаляется на свои виноградники, он готов немедленно заключить дамусердца в объятия. Очень может статься, что сейчас та самая дама явилась натайное свидание к своему возлюбленному.

А возможно, что это разгневанный супруг примчалсянакостылять по шее охальнику. Не исключен и такой сюжет. Да какой угодно сюжетне исключен!

Какое-то время я топчусь около шапель, ожидая развития тогоили иного сюжета, однако вскоре мне это надоедает. Усталость, потрясениеминувшего дня в сочетании с пуншем (я все же последовала совету Жани!) берутнаконец свое. К тому же луна покатилась к закату, стало темнее, уютнее,спокойнее. И сон, сон наваливается на меня, словно теплое, уютное, добродушноеодеяло.

Я кое-как запираю за собой дверь, вползаю на второй этаж вспальню – и засыпаю, кажется, прежде, чем успеваю лечь в постель…

Можно было ожидать, что просплю я до полудня, однако неполучилось. Отчего-то у соседей разорались и гуси, и куры. Блеют овцы, мемекаюткозы… Что это их всех разобрало разом? Уж не случилось ли чего?

Подбегаю к окну и вижу, что это Тедди носится по улице какугорелый и наскакивает на ограду, за которой обитает скотный и птичий соседскийдвор. А, понятно. Приехала Клоди – вон ее старенький «фордик» на обочине. Вот иона сама – пытается загнать разбуянившегося пса обратно.

Ох, Тедди, ну в самом деле, что ли, в тебе воплотился мойдорогой Бобкинс? Тот тоже был совершенно такой же курощуп, уткохват и гусебой!

Отхожу от окна, пока Клоди меня не заметила и не завеладолгую беседу (я еще в прошлый раз заметила, что она чрезвычайнословоохотлива). Ложусь снова, но сна уже ни в одном глазу. Часы бьют восемь.

Вставать, что ли? Или еще поваляться? Неохота. На страхврагам буду получать удовольствие!

Мигом вскакиваю, натягиваю шорты, выпиваю чашечку кофе – ипо утренней блаженной теплоте (не скажу – прохладе, ее и ночью не было)отправляюсь наслаждаться прекрасной Францией вообще и прекрасной Бургундией вчастности.

Выбегая из Мулена, бросаю взгляд на холм. Он пуст. Подраскидистым деревом никого и ничего.

Ну и прекрасно. Меньше оснований для напряжения мозга.

Куда бы мне сегодня податься? В Фосе я уже была, так неотправиться ли в Арно? Туда четыре с половиной километра, вполне мне по силам.

Пускаюсь в путь, и с каждым шагом все дальше отлетают отменя страхи и тревоги минувшего дня. Дорога абсолютно пуста. Ну хоть бы однамашинка для приличия пробежала мимо!

Ага, вот она. Только не машинка, а машинища: меня обгоняетграндиозный комбайн. Помахав мне с высоты и сверкнув блудливыми чернымиглазищами, водитель объезжает меня, и вскоре комбайн сворачивает с асфальта напроселочную дорогу, ведущую в объезд лесного островка к следующему полю. Мигомвспоминаю, как я продиралась сквозь чащобу и заросли пшеницы. Да уж, денек мневчера выдался чудненький. Странно – царапины на ногах еле заметны. Вот так бызаживали царапины и на душе!

Сорок минут полубега-полухода – и я оказываюсь на высоченномхолме. Дорога вьется вниз и пропадает в лесной гуще, рядом со мной – дорожныйуказатель: Мулен – 4,5 км. Ну правильно. Значит, это Арно. Получается, надоспуститься вниз, в эту зеленую благодать? Ну, вниз так вниз.

Бегу. Десять минут, пятнадцать, двадцать… Под гору, конечно,бежать – сплошное удовольствие, тем паче что автомобилей встречается раз-два иобчелся, однако что-то спуск затянулся.

Ну вот, наконец-то! Мостик впереди, за ним какие-то дома. Иуказатель: Арно – 2,5 км.

Вот те на! А где гарантия, что и через два с половинойкилометра я не натолкнусь на очередной указатель, согласно которому до Арно ещепара-тройка километров или вообще десять? А может быть, этот Арно вообще миф?

Ну и бог с ним. Не пойду туда.

Тащусь обратно на холм. Жара смертельная, солнце светитпрямо в лицо. Могу себе представить, какого я стану цвета, когда доберусь додома! Нос точно облезет.

Иду, иду, начиная засыпать. Ночью-то практически не спала.Может, прикорнуть на опушке ближней рощицы, в тени?

Ой, нет. А вдруг змеи? Со змеями у меня никакого контакта.Лягушек могу брать в руки сколько угодно, маленьких ящерок тоже люблю, а змейдо смерти боюсь.

Сзади раздается сигнал, и я порскаю с середины дороги наобочину. Мимо проносится полицейская машина, за ней другая. Чуть отстает от нихавтокран – тоже сине-белый, с надписью «Police» на кабине.

О господи… И тут какие-то разборки. А что, если тот самыйзлодей, который запер меня вчера в погребе, добрался-таки до брюновскогоантиквариата? Забыв об усталости, пускаюсь бегом и километра через два, как разтам, где был поворот на проселок, вижу кучку машин при дороге. Два полицейских«Мерседеса», плюс фургончик «Скорой», плюс еще какие-то легковушки, плюскомбайн, который я видела, когда бежала в Арно… Уж не попал ли в бедучерноглазый комбайнер?

Нет, вот он, нервно курит на обочине. На меня – нольвнимания: его взгляд прикован к трактору с надписью «Police», который тянет спроселочной дороги красный «Рено».

Красный «Рено»? Не много ли их расплодилось в последнеевремя в окрестностях Мулена? Или он всего один – тот самый, который я видела вФосе, потом на дороге, потом на холме?

Трактор непочтительно перетаскивает «Рено» через кювет. Тотподпрыгивает и останавливается в двух шагах от меня. Дверцы от толчкаоткрываются, и я вижу высунувшиеся с заднего сиденья стройные, загорелыеженские ноги. Одна обута во что-то розово-золотистое, вторая босая. Есть что-тоневыносимо жуткое в этой босой ноге с растопыренными, окостенелыми, нелепо торчащимипальчиками. И мгновенно становится понятно: эта нога не может принадлежатьживому человеку. Только трупу.

Я плохо помню, что было потом. Даже и сейчас, по прошествииспасительного года, моя прояснившаяся память не высветлила мне эти мгновения.Нет, вот именно что отдельные мгновения остались в памяти. Больше ничего.

Вот я сижу под стеной, тупо глядя в какие-то лица, которыенаклоняются ко мне. Лица шевелят губами. Зачем? Что-то говорят? Кому говорят?Мне?