– Бонжур, Николь!

Приподнимаюсь, чтобы развеять недоразумение, однако машина,темно-зеленый «БМВ», уже свернула к соседнему дому. И машина, и раскатистыйголос мне знакомы. Тем паче я знаю, что в соседнем доме живет Жильбер – тотсамый, у которого был роман с Жани. Ого, я уже стала завзятой муленскойсплетницей!

Эта мысль слегка поднимает мне настроение. К тому же террасаочищена и уже приобрела весьма цивилизованный вид. Поэтому я иду на заднийдвор, боязливо покосившись на крепко запертую дверь погреба, высыпаю мусор подзабором, уношу реквизит в сарай. По-хорошему, надо бы взять грабли и подгрестисухую траву, которая устилает задний двор, но сейчас у меня на это уже нет сил.

Чем бы еще заняться? Ну, таким, необременительным…

Включаю телевизор, но там все про то же: известныйкорсиканский сепаратист Иан Колона заявил, что не имеет никакого отношения ксамоубийству Жана-Ги Сиза (а почему бы он должен иметь?); скандально известнаямодель Марта Эйзесфельд разорвала контракт с фирмой «Барклай Саву», лицомкоторой она была, и заявила, что намеревается открыть для себя Америку – будетпробоваться в Голливуде на роль императрицы Жозефины в новом сериале оНаполеоне; в Авиньоне открывается ежегодный театральный фестиваль – на сей раззрителям будут представлены самые разные видения знаменитой трагедии Расина«Федра»; дождя в ближайшие недели не предвидится, от жары умирают люди,правительство вновь призывает беречь воду… А потом начинается «крим».

Мне нравятся французские детективы. Они классные,профессиональные, напряженные, к тому же французская актерская школа находитсяна очень высоком уровне. Однако сейчас я просто не могу видеть трупы еще и наэкране.

Выключаю телевизор и какое-то время бесцельно брожу покомнатам, томясь бездельем. А, я знаю, что сейчас сделаю! Погуляю по Мулену.Мне надо вынести мусор, а контейнеры стоят в двух кварталах от меня, околобывшей мэрии. Вот и совмещу полезное с приятным.

Некоторое время брожу по совершенно пустым, пышущим жаромулицам (по-моему, после вчерашнего вымораживания в погребе меня никакаяканикюль не возьмет!) и вдруг вижу, что из-за невысокой каменной ограды за мнойкто-то наблюдает. Притаился и наблюдает!

Только собираюсь похолодеть от страха, как соображаю, чтоэто мой знакомец Зидан. Опять попалась на ту же удочку! А за кустами виднеютсяфигуры зверей. Кстати, почему бы мне сейчас не зайти и не посмотреть на нихпоближе, как я собиралась? Хозяйка-то уехала! Дорога пуста: никто не увидит,если я прошмыгну на минуточку в чужой садик.

Ничего себе, между прочим, садик! Только с дороги он кажетсянебольшим, а на самом деле вполне приличный и спускается к узенькой речке.Наверное, в хорошее время она выглядела более внушительно, но этим летом всенеистово сохнет. И фигуры зверей, разбросанные там и сям среди деревьев на склоне,ведущем к речушке, выглядят обескураженными: дескать, шли на водопой, а воды-тои нет!

Великолепный участок. Просто чудо! Присаживаюсь на каменнуюскамью, повитую плющом.

Как замечательно будет тут Филиппу, когда он подрастет.Просто царство чудес! Какой молодец Гийом, который поставил тут скульптуркизверей. За это ему можно простить даже жуткого Зидана. Наверное, он мечтал одетях, которые будут бегать между скульптурами. В принципе, без разницы, родилаЖани ребенка от него или от Жильбера. Главное, что Филипп будет носить фамилиюФеранде, жить в этом доме, играть на этом склоне, плескаться в этой речке игладить улыбчивые морды этих диковинных зверей.

Крошечная ящерка является ниоткуда на скамье, где я сижу, итут же шмыгает мимо меня в никуда. В пожухлых каштанах воркуют голуби, кругомбез умолку стрекочут кузнечики. А впрочем, как бы не совсем кузнечики (которые,как известно, зелененькие, коленками назад), а некие их подобиявыгоревше-песочного цвета, как и трава кругом. Очень может быть, что это и естьте самые цикады, о которых я раньше только в книжках читала и которые нестрекочут, а непременно трещат.

Да уж!

В слове «цикады» есть что-то невероятно книжное. Впрочем, итомное воркование диких голубей, и мерный, далекий перебор часов на церковнойбашне, и поросшие плющом скамья и стена дома… все это слишком красивое, слишкомромантичное. Будто существует не наяву, а в переводном романе. Романе, самособой, переведенном с французского.

Конечно, сад Феранде куда более ухожен, чем брюновский.Правда, дорожки уже засыпаны пожухлой, рано опадающей листвой. Жани не досадово-огородных работ, это понятно. Только вот здесь она, видимо, пыталасьсобрать листву в кучу, видны следы грабель.

Но нет, это не следы грабель. По этой дорожке явно что-товолокли.

Я безотчетно поднимаюсь со скамьи и иду по дорожке. Что-тоблестит в коричневой неприглядной листве. Раскидываю кучку ногой и вижу изящнуютуфельку на небольшом каблучке. Хотя правильнее будет назвать ее босоножкой –изумительно красивой, из мягчайшей розовой кожи, с золотистой плетенойотделкой…

Поднимаю босоножку и вижу циферки на подошве: 36.

Да ведь я уже видела эту босоножку! Ее, а вместе с ней ивторую, на правую ногу, купила на аукционе в «Друо» толстая мадам Луп. Купиладля прелестной русской проститутки по имени Лора.

И я немедленно вспоминаю что-то розово-золотистое, во чтобыла обута мертвая женщина, виденная мною на сиденье красного «Рено». Однакоодна ее нога была босая, и выходит… я сейчас держу босоножку с этой мертвойноги!

Издаю дикий визг и отшвыриваю босоножку. Кидаюсь опрометьювон из сада: за каждым кустом мне чудится убийца! Мрачная фигура Зиданавиднеется из-за кустов, и я бросаюсь к уродливому великану, как к родному.Почему-то именно эта нелепая статуя, которая так меня пугала, теперьуспокаивает. Я кладу на плечо футболиста руку и стою так, переводя дыхание инабираясь от него каменно-непоколебимого спокойствия.

Может быть, там, в «Рено», была не Лора? Мало ли такихтуфелек на свете?

Мало.

Обаяшка мсье Дезар разорялся со своей трибуны, что туфелькиуникальные, эксклюзивные. И размер их был тридцать шестой!.. А женщина,лежавшая в «Рено», насколько я сейчас припоминаю, была миниатюрная, изящная,ножки у нее точеные. И именно такие точеные ножки – я сама видела! – у Лоры.

Но что, скажите мне, ради всего святого, понадобилосьрусской проститутке-бисексуалке в саду смиренной бургундской селянки Жани? Зачто Жани могла убить Лору?