единицы становится актом формирования машиночитаемых отрезков (cuts). Это переключатели состояния включения/выключения, или же релейные триггеры, вводимые в действие на уровне логических элементов, используемых для хранения и контроля потока данных. Эти переключаемые состояния составляют материальную базу, обеспечивающую возможность записи и управления исполнительными двоичными командами машинного кода на этом «неистовствующем каттере, известном как компьютер» (Kittler, 2010: 228; Киттлер, 2009: 262).

Такие отрезки – исполненные вычислением – находят выражение в темпоральном аспекте выполнения кода, в постоянной передаче момента «сейчас» в условиях всепроникающей сети. Цикл «выборка – исполнение» в вычислительной технике используется для описания операционных шагов по выполнению программных инструкций центральным процессором (ЦП) в соответствии с его тактовым циклом. ЦП вызывает каждую команду из памяти и разбивает ее на микроинструкции, включая цепочку операций по управлению, вычислению, передаче данных, считыванию, обновлению и хранению их в памяти машины (Burrell, 2004). Таким образом, написанное в части исходного программного кода должно рассматриваться исключительно в качестве частичной команды в рамках более широкой, динамичной экологии множества систем исполнения. При расширении границ этого понятия на любую динамическую сетевую среду, в которой все объединено в «бесшовную» сеть и где данные непрерывно обрабатываются, появляются различные «микрорешения», исполняемые на уровне сетевых протоколов контроля и регуляции передачи данных (Sprenger, 2015). Подобные глубинные внутренние операционные структуры систем вычисления, обработки данных и цифровых сетей задают определенный ритм и временные промежутки – это вычислительная форма «микротемпоральности» (Ernst, 2013: 57)[56]. Эти вычислительные отрезки и микрорешения тесно переплетены друг с другом и подвержены изменениям в любой момент времени. Другими словами, исполнение включает микрокоманды, микрооперации и микротемпоральность того, в чем коды, материалы и действия соединены в динамически меняющейся среде. Это микротемпоральное измерение исполнения вновь привлекает внимание к феномену живучести, той его динамике, что постоянно представляет момент сейчас.

Любые подобные отрезки во имя исполнимости можно сравнить с тем, что Карен Барад называет «агентными разрезами» (Barad, 2007: 429). Они совершаются ради действий определенной агентности; в случае компьютерного кода – агентности вычисления. Превращая все данные в бинарную форму «вкл./выкл.», вычислительные отрезки осуществляют радикальную и на первый взгляд недискурсивную обработку информации. Структуры данных в системах вычисления примечательны тем, что они особенно поддаются переконфигурации и могут применяться к широкому спектру операций (Lovelace, Menabrea, 1842). Неудивительно, что такое изменение состояний и конфигураций часто сильно ощущается любыми сущностями или объектами, вступающими в контакт с их исполнительной логикой. Самому Тьюрингу пришлось остро осознать исполнительную власть кода – программируемого, политического или культурного. Исходя из одного набора патриотических принципов, его можно было назвать героем войны, однако вскоре он обнаружил, что из спасителя нации превратился в сексуального извращенца и преступника, преследуемого государством. Исчислимый согласно одной логике и конфигурациям; неисчислимый согласно другим. Таковы потенциальная власть и насилие любого отрезка в его исполнимости.

Это насилие запутанных и зачастую соперничающих исполнительных логик неизбежно оставляет «отметины на теле», где последние представляют собой «материализовавшиеся различия» (Barad, 2007: 89). Начиная с химической кастрации Тьюринга и заканчивая ростом синапсов, каталитически ускоренным повторяющимися стимулами, организмы несут на себе следы записи и экзекуции. Имплицитная память в традициях Павлова вписывается в долговременную память в силу обретения привычки. Окружающая среда постоянно осуществляет память. Сила и мощь травмы таковы, что она постоянно «загружает» «творения» долговременной памяти (Kandel, 2006: 342). Тем не менее память обладает и свойством забвения – динамического процесса постоянного исполнения чтения/письма. Припоминание основывается на процессах химического обмена внутри высокоизменчивых синаптических сетей, нуждающихся в синтезе протеина (Nader, Schafe, Le Doux, 2000). Когда воспоминание активируется вновь, оно мутирует. Память превращается в непрерывно работающее место исполнения, а не статического хранения, и в ней одинаково важны и привыкание, и стирание. Мозг активно стирает информацию в процессе саморегуляции (Hadziselimovic et al., 2014). В отсутствие данной регуляторной функции человек страдает неврологическим заболеванием, называемым гипертимезией[57]. Стирание и смерть – регуляторные функции, осуществляемые исполнением в его постоянной актуализации.

Сама этимология слова «исполнение» является административной, и, будучи регуляторной обработкой живых существ, бюрократия представляет собой перформатив закона. Но при слиянии закона и исполнения происходит жесткая дизъюнкция: состояние исключения; или соединение смерти и экзекуции: смертная казнь. Отрезки, исключающие, по самой своей сути, также содержат готовый потенциал насильственного наложения системы на голую жизнь (Agamben, 2005; Агамбен, 2011). Если отрезок и его исполнение материализуются в актуализации какого-либо события, они также могут в биополитическом ключе взять на себя оперативную функцию самоподдерживающейся угрозы грядущего насилия. Такие потенциальные угрожающие кризисные события, актуализируясь, приобретают важность, инициируя появление набора упреждающих форм насильственной, запрограммированной логики и кризисно-ориентированных форм исполнения (Cox, 2015; Chun, 2016).

Исполнение способно как создавать ситуации, так и самому в них оказываться. Посредством языка-органа, гильотины, ЦП или синаптических связей между нейронами исполнение создает интегральные связки субъективности и десубъективности, опираясь на такие системы, как язык, юриспруденция, вычислительные науки или память. Это мощная сила, оставляющая отметины на теле и нестираемые травматичные воспоминания. Подобные экологии исполнения многообразны, и приведение системы в действие всегда сопряжено с сеткой других гетерогенных агентов, процессов, энергий и материальных страт.

См. также: Не-человеческая агентность; Материальная значимость; Экософия; Некрополитика; Насилие.

Коллектив Critical Software Thing

(Перевод Веры Федорук)

К

Капиталоцен и хтулуцен

Мы не постчеловечество; мы – компост. Мы не homo; мы – гумус. Мы – терранцы; мы – земляне; нас много; мы – не определены. Мы кровоточим друг в друга в хаотической жидкой расточительности. Мы пожираем наши собственные змеиные хвосты в симпоэзисныхх изгибах, порождающих полиморфную продолжаемость; мы опутаны уроборосами различных переплетающихся загробных миров. Мы хтоничны, мы из земли и ей предназначены, мы из ее незаконченных времен и им предначертаны. Мы живем и умираем в ее руинах. Мы прокладываем в них туннели, чтобы прорасти сквозь пласты. Мы еще можем возродиться. У нас еще может быть время. Компостирование – это так горячо[58].

Злодеяния, заслуживающие имен антропоцена и капиталоцена, отсылают к социоэкологически, исторически обусловленным человеческим существам (но не к человечеству повсюду и во все времена), разрушающим места и времена убежища для людей и других тварей. Антропоцен и капиталоцен обозначают двойную смерть, убийство условий продолжаемости[59]. Это подходяще уродливые названия для беспрецедентно разрушительных сетей системных процессов. Их последствия, их материальности уже оставили свои следы в камнях, воздухе, воде и плоти терранцев, в химических и ядерных сигнатурах, в теплоулавливающих газах, в горячих кислотных морях.