мол, хоть раз переспит, уже другого мужика и не надо. А я все думала, на что они намекают? Если на мужские достоинства, то десять «кавказцев» он переплюнет. Вот же не хотела говорить, да скажешь… Ну, может, и не зря сказала… Для дела вашего, если вы адвокат, не просто так ведь спрашиваете?!

– Вот-вот, я и хотел этот вопрос как-то уточнить. Вы сказали, что мужчина он был «о-го-го». Не могли бы вы мне пояснить как-то по-другому?

Маша сконфузилась, куда уж, мол, еще больше пояснять, и так сказала много лишнего. Тем более адвокату-мужчине. Женщине какой-нибудь, подруге, например, она сказала бы, может и еще больше. Алексей почувствовал, что ее смущает, и о чем она сейчас думает, решил переспросить снова.

– А вы попробуйте мне сказать так, как рассказали бы подруге?

– Ну ладно, попробую… Не видела я еще таких мужиков… Уж больно у него достоинство мужское ладное… как и он сам. Вы же видели его, в плечах не обхватишь и ростом под два метра. Только тюлень он, медлительный очень, не спешит никогда, как будто не на земле живет, а в океане плавает.

– Ну а достоинство?

– Как у Геракла!

Тут Алексей вспомнил, сколько бы он не посещал разных музеев, сколько бы ни видел всевозможных статуй, в том числе и Геракла и Аполлона, у них у всех маленькие пенисы. В связи с этим он посмотрел в интернете статуи Эроса, Амура, Камы и Ангуса и оказалось, что даже у богов любви они тоже маленькие. Или они такими и должны быть, подумал он. Ведь любовь, наверное, не в этом. У женщины только 3–5 сантиметров в начале влагалища чувствительные, а в верхней части находится малочувствительные нервные волокна, и та зона относительно нечувствительная. Может все для того, чтобы роды протекали безболезненно. Но, в любом случае, Бог умнее и дальновиднее человека, знал, что творил.

– Маш, скажи прямо, мне очень важно знать! Дочь заявила, что он ее изнасиловал, когда ей было 13-ть лет, даже 12-ть…

– Это год назад что ли? Да брешет она! У него член, как дубина, на две половинки разорвал бы ее! Простите, не удержалась! – И она зарделась таким пунцовым румянцем, оттого, что никогда раньше о таком никому не говорила.

После, когда мы встретились с адвокатом, склонялись с ним к одной мысли, что вся история не что иное, как провокация или подлые намерения матери и дочери. И Сунин, следователь зла и порока, с легкостью подхватил это дело и стал его развивать, учил своих подельников, что говорить в суде и как врать эксперту, чтобы многотомный талмуд был чистым и не развалился бы в зале судебного заседания. А в ходе следствия Сунин плотно станет держать руку на пульсе витиеватых измышлений и вранья, и постоянно консультироваться с полковником Хоминым. А тот, понимая, что дело шито белыми нитками, будет этому даже рад. Он проверял Джунгара, как Игорь Николаевич держит жертву и добычу в зубах. Он не должен был ее выпустить или упустить, дать скрыться, как от охотника и спрятаться. Уйти от наказания, от демократических принципов российского правосудия. А для него, для пикера вместе с Джульбарсом, все равно было хорошим трофеем. Хомин натаскивал своего преемника, как охотничью собаку на любого зверя, а здесь – на ведение уголовного дела. Ведь когда-нибудь он станет доверять ему такие уголовные расследования, которые будут «под заказ» или «на заказ», как правильно написать, никто не скажет. Это за пределами российского правосудия и русского правописания. Хомин думал: пусть преемник потренируется на простачке, на увальне, на глупом и забитом мужичке. Главное, научиться сокрушать адвоката и экспертов. А надо будет – в тяжелый момент Хомин поможет, не бросит, подключится и научит, как сделать лучше, как сломать участников процесса, как любое дело повернуть в нужное русло. Вся история с Маскаевым была для них работой бесплатной, как бы, дармовой. Но она оказалась очень удобной для тренировки следователя. А всегда будут, и сейчас есть уже по области другие дела, где нужно править балом, а там суммы очень большие, неимоверно большие, и без подоходного налога. И только тогда Сунин станет понимать, для чего надо жить и работать. В самом деле, следователь не для того так долго учится, чтобы оставаться бедным, не спать по ночам, а порою бегать по помойкам и выгребным ямам. На зарплату разве проживешь, внушал Хомин Сунину. Да и кто на нее сейчас живет, продолжал рассуждать наставник, ни один прокурор, ни один судья – все берут мзду. Бедность не порок, а большое свинство, – заключал он в конце своих размышлений.

Сунин появился у меня в кабинете один. Он специально пришел в конце недели и под конец рабочего дня, когда любой человек устает и ему временно все надоедает. Когда хочется побыстрее уйти домой на выходные. Поэтому в это время все становятся уступчивыми.

– Ну, Петрович, застал, застал… А то ведь ты, как беременная женщина, работаешь всего пять часов в день. А если забальзамируешь кого, срубишь денежки, и ищи-свищи тебя, как ветра в поле. – Тут он врал, я всегда был на телефоне. Меня в любое время суток могли выдернуть на место происшествия. И на осмотр трупа, бывало, уходила вся ночь. – А денежки, «бабулечки», «капусту» за бальзамирование, – он говорил об этом всегда с завистью, считая себя элитой общества, но, к сожалению, с маленькой зарплатой, – в общую копилочку на новый Лексус!

Он время от времени намекал мне и давал понять, что комитет может все, и если захочет, сделает так, что не будет у меня ИП, а значит, и денег от дополнительного заработка. А отсюда упадут мои доходы, и я узнаю, как тяжело живется следователю в этой жизни, потому что окажусь, мол, теперь с ним в одном положении, как в одной лодке. Поэтому он был уверен, я должен делать то, что он скажет, то, что он хочет. Он жаждал сделать из меня Велиара. Вот из-за них я все оформил официально, чтобы он не имел возможности вместе с полковником Хомином меня посадить или угрожать уголовным преследованием, что они сделали с Плотниковым, и о чем я знал от Штирлица и Блондина. Я выписывал родственникам квитанции, и не две, как заставлял Пупок, я продолжал делать все по закону. Но давление со стороны Сунина повторялось много раз, особенно в такие периоды, когда появлялись спорные уголовные дела. Однако ему пока что-то мешало, чтобы напрямую, от имени комитета, закрыть мою предпринимательскую