На широкой улице увидел Чонкин занимавший чуть ли не целыйквартал магазин с аршинными буквами «ОВОЩИ-ФРУКТЫ». Огромные окна были дополовины закрашены белой краской, поверх которой художник изобразил огурцы,помидоры, дыни, арбузы, вишни, яблоки, апельсины, ананасы и прочее изобилие.Чонкин решил зайти внутрь и купить здесь пару красных грейпфрутов для завтрака.

Магазин был большой, и дверей в него было много, но они всебыли закрыты, а одна даже забита досками. Только крайняя дверь была отворена,да и то не вся, а наполовину, на одну створку, и в эту одну створку покупателитекли каким-то удивительным образом в два потока. Входящие сталкивались вдверях с выходящими, упирались друг в друга животами, и, казалось бы, никак имне разойтись, но они делали уже отработанные годами вращательные движения и,как две шестеренки, вворачивались внутрь или выворачивались наружу. Чонкин тожестал в эту очередь и, столкнувшись с очень упитанной женщиной из встречногопотока, легко преодолел препятствие, потому что сам-то он был поджарый и животего представлял собою не выпуклость, а впадину, в которой как раз животвстречной женщины поместился.

Попав внутрь, он никаких грейпфрутов, даже желтых, необнаружил, и вообще магазин был практически пуст, лишь в дальнем углупроисходила торговля чем-то, а чем, он сразу не понял, ему показалось, чтопросто – комьями земли.

Люди выстроились в очередь один за другим к прилавку,сбитому из деревянных ящиков. На прилавке стояли весы старинного образца, накоторые с одной стороны кладут гири, а с другой стороны – товар. Товаром былиэти самые комья земли. Продавщица в старом ватнике, в малиновых шароварах избайки, в вязаных перчатках, подрезанных так, чтобы пальцы оставались голыми, ис потухшей папиросой во рту брала деньги, отсчитывала сдачу, набирала комья впластмассовый тазик, взвешивала и с грохотом высыпала в подставленные сумки иликошелки. Чонкин, обернувшись к стоявшей за ним худой старухе, спросил, для чегоэто торгуют землей. Та посмотрела на него удивленно, спросила, какой землей, испросила: а вы не видите, что это морковь? Чонкин, вглядевшись, правда увидел,что что-то похожее на морковь выглядывает из-под засохшей грязи. Он опятьобернулся к старухе и поинтересовался, а почему же продавцы не помоют этуморковь, прежде чем продавать. И тут на старуху что-то нашло, и она сталакричать:

– Что? Помыть? А может, еще и почистить? А может, сварить ииз ложечки покормить?

И вся очередь, как ни странно, приняла сторону старухи, ивсе стали что-то выкрикивать, но старуха оказалась голосистей других.

– Зажрались! – кричала она. – Войну забыли! В землянкахжили! Лебеду ели! Блокаду Ленинграда перенесли!

Чонкин от этих криков смутился, почувствовал себя виноватымв блокаде Ленинграда и в том, что ели лебеду, и вообще сам себе показалсяслишком капризным, забывшим про все на свете. Видя, что народ накаляется исейчас, того и гляди, ему накостыляют по шее, он съежился и, никому невозражая, двинулся к двери, чем еще больше раззадорил свою обвинительницу,продолжавшую выкрикивать вслед:

– Надо ж какой нашелся! Старый человек, а глупости говорит!Морковку ему помыть надо! Сам поди сначала умойся!

Чонкин вышел на улицу и решил было никакие торговые точкибольше не посещать, но мимо попавшегося на пути магазина «Колбасы» пройти немог. Он вспомнил, что когда-то угощен был привезенной из Москвы «Одесской»колбасой, такой вкусной, что запомнилась на всю жизнь. И в «Колбасы» решил всеже заглянуть. Тем более что тут никакой очереди не было. Но и этот магазиноказался вполне удивительным. В нем находились три продавщицы, одна кассирша и– никакого товара, кроме выставленных на всех трех прилавках и за стеклом кассысерых бумажных пачек с надписью «Напиток кофейный». Продавщицы, которые, судяпо их комплекции, питались не только напитком кофейным, сейчас были занятыобсуждением виденных ими по телевизору сеансов гипноза какого-то экстрасенса Шапировского,но при виде Чонкина замолчали и уставились на него с удивлением. Никто вмагазин давно уже не заглядывал, кроме отдельных покупателей, которые, можетбыть, в надежде на случайное чудо, приотворяли дверь, но, просунув голову,убеждались, что чуда нет, и усовывались обратно.

А этот, старик в джинсах, войдя, сказал «Хай!» (хохол,должно быть), подошел к продавщице напротив дверей и стал читать, шевелягубами, написанное на пачке.

Все четыре женщины смотрели на чудака, ожидая неизвестночего. Наконец именно та, к которой он подошел, не выдержала и спросила, что емунужно.

– Хотел бы покупить «Одесскую» колбасу, – сказал Чонкин,подозревая, что говорит что-то не то.

Продавщица посмотрела на него внимательно, переглянулась сосвоими коллегами, опять посмотрела на Чонкина и вежливо, очень вежливоосведомилась:

– А вам, дедушка, нужна именно «Одесская»? А «Краковская» неподойдет?

– Или «Докторская»! – крикнула со своего места другаяпродавщица.

– Или «Отдельная», – подхватила третья.

– Или «Ветчинно-рубленая», – залилась смехом кассирша.

– А вы, дяденька, не из-за границы ли приехали? – спросилапервая продавщица.

– Он из Америки, – отозвалась кассирша. – Разве не видите –американец, в джинсах.

Теперь все они покатились со смеху, а Чонкин опять смутилсяи с растерянной улыбкой вышел на улицу.

Чонкин не замечал (да и не нужно ему это было), что во времяпрогулки по Москве его сопровождают не меньше четырех человек, идущих пешком, иеще восьмеро передвигались в двух автомобилях, сообщаясь друг с другом порадио. Результатом их коллективного наблюдения был оперативный рапорт о том,что член делегации фермеров, мистер Джон Чонкин, в прошлом Чонкин Иван, он жеИван Голицын, побывал в Мавзолее Ленина, но отказался посетить Третьяковскуюгалерею. Вместо этого совершил обход города. При этом мало интересовалсяархитектурой столицы или ее историческими памятниками, а сосредоточил своевнимание на самых неприглядных задворках, свалках и помойках. Заходя вмагазины, обращал внимание на временное отсутствие некоторых товаров икритиковал их качество, а в магазине «Колбасы» задавал продавщицампровокационные вопросы.

Разумеется, это донесение было направлено руководствуотдела, наблюдавшего за иностранцами, а потом и выше, туда, где сидели люди вгенеральских погонах и делали вид или даже думали, что они заняты важным деломзащиты отечества, а на самом деле по уму, интеллекту, образу мыслей и кругуисполняемых обязанностей вполне относились к той породе людей, которых в народеназывают придурками.